И голос грубый скажет:
«Здравствуй, Саша…»
И завтра будет не чужим, а нашим,
Но оглушает, как и прежде, тишь…
Зачем тогда я чувствую, как встарь,
Тебя… И не пугают километры,
И то, что так истошно воют ветры
На чудом не погашенный фонарь…
* * *
В Париже я встречаюсь с министром культуры Франции, дарю ему свои книжки. Выступаем мы много, в том числе в Россотрудничестве. В один из дней на наш стенд заходит Виктор Ерофеев с ТВ. И сразу же спрашивает: «Здесь должна быть Алиса, где она?» Все расступаются. Я подхожу к нему, здороваемся.
— Мне много про вас восхищённо рассказывали. Подпишите мне свои книги.
У нас есть общие знакомые, помимо тех, кто ему про меня говорил. Я хорошо знала его личного переводчика на итальянский, Марко Динелли. Когда-то. В какой-то другой жизни.
ТВ снимает наш разговор и моё подписывание ему книжек.
— Встретимся в Милане, Алиса. Вы же едете в Милан?
По вечерам я блуждаю по Парижу в одиночестве. Город, где жила папина мама, моя «французская» бабушка. Я всё время пытаюсь проникнуть в Нотр Дам, но в это время он уже закрыт… Воланд сейчас снова в Москве… Говорят, там идёт снег… А когда я вернусь, он уже опять улетит.
В Москве — за полночь… Сладко-сладко спишь…
Моя душа — у Сены — стонет, стынет…
Когда ещё приснится мне Париж
Так явно и отчётливо, как ныне?
Уже закрыты двери в Нотр Дам…
Зачем я здесь?.. Но возвращаться ль снова
Туда, где пережиты сотни драм,
И каждое — давно избито! — слово?
Там шаг любой известен наперёд…
Всё повторится!!! Жалкая окружность —
Петлёй — всё туже! И всё дальше от…
Всё ближе — превращение в ненужность…
Ни здесь покоя нет душе, ни там
Ему не быть! Как, впрочем, и прощенью… —
Так символично заперт Нотр Дам,
И сон, что видишь ты, — к невозвращенью.
В Милане я знакомлюсь с Евгением Борисовичем Рейном. Протягивая ему свою книгу с наглым названием, где фигурируют имена Цветаевой, Ахматовой и моё через запятую, я ещё не знаю, кто он. И когда узнаю, мне становится стыдно. Его жена, Надежда, предъявляющая очень высокие требования к уровню стихосложения, пролистывает мою книжку и внезапно произносит: «Жень, а стихи-то ничего…» Потом мы будем иногда общаться. Надежда, зная о том, что мне сложно звонить людям, скажет: «А ты нам пиши, Алиса… Смс-ками…» Знала бы она, что и с смс-ками после знакомства с Воландом у меня напряжёнка…
По вечерам мы с Виктором Ерофеевым, который ведёт семинары по прозе, сидим в баре на вилле (практически во дворце) миллионера, который нас туда всех и пригласил, и обсуждаем современную литературу. Он спрашивает про мой роман, даже предлагает прислать почитать какую-нибудь главу на выбор. Я думаю: может, про Воланда? Но потом решаю, что для Воланда — слишком много чести…
