Я поняла, что делать мне тут больше нечего. Фима исполнил мою просьбу, и я не сомневалась, что старичка никто, кроме лечащего врача булгаковской психбольницы, не увидит как минимум неделю… Вот и хорошо. В конце концов его интеллектуальный бред можно рассматривать как умственное расстройство…
Мне очень не хотелось возвращаться к своим в палаточный лагерь, я чувствовала вину перед ними, хотя и не могла бы четко сформулировать, в чем я виновата… В холле гостиницы толпился народ – журналисты, офицеры, кое-кто из знакомых спасателей-волонтеров. Я поняла, что сейчас произойдет какое-то событие, которое касается всех этих людей. А значит, и меня.
Событие оказалось долгожданным и, как это обычно бывает в таких случаях, неожиданным. Государственная комиссия решила обнародовать свои предварительные выводы. Это сообщение вызвало в гостинице переполох, охрана выставила из вестибюля всех, у кого не было официального приглашения на брифинг, в том числе и меня. Я не особенно расстроилась, все равно эта информация сейчас разнесется по всему городу со скоростью света. И максимум минут через десять я все узнаю.
Десять минут пролетели незаметно за двумя сигаретами… После окончания брифинга даже спрашивать ничего не нужно было. Информация просто витала в воздухе и лезла в уши сама – до того часто ее повторяли на разные лады, пока она не приобрела более четких очертаний.
Комиссия решила, что во всем виноваты капитан и его помощник. Анализы показали, что у них были обнаружены следы алкоголя и наркотиков, которые они принимали незадолго до катастрофы. Таким образом, в момент трагедии и капитан, и его помощник находились в состоянии алкогольного и наркотического воздействия… Остальное все звучало тривиально…
Настроение мое упало, хотя и до того не слишком было хорошим. Мне сразу стало ясно, что эта версия готовилась заранее, просто не хотели ее объявлять, подготавливали почву для ее укоренения.
…Неприятности если уж начинаются, то идут косяком. Как рыба на нерест. Только успевай сачком подхватывать и вытаскивать на берег.
Я никогда еще не видела Григория Абрамовича таким грустным. Если бы я видела его впервые и совсем не знала, то, ей-Богу, решила бы, что у него глаза на мокром месте…
Ничего, кстати, нет в этом обидного или унизительного для него. Это самая обычная эмоциональная реакция типичной мужской психики. Мужчины часто обижаются, обижаются до слез… Настоящий сильный мужчина никогда не заплачет от боли, унижения, страха, от своей беспомощности – только от обиды… Это может быть обида на судьбу, например, которая одержала над ним верх. Или на самого себя – за то, что не сумел чего-нибудь, ошибся где-то… Реже обижаются на кого-то другого, совсем уже редко – на женщин…
