— Что не кончится? — Стрекалов медленно наливался яростью.
— А все. И это тоже. — Он кивнул на торчавшие из-под брезента ноги — одни в кирзовых сапогах, другие — рядом — в новых американских ботинках, надетых на шерстяной носок домашней вязки. — Тоже мне молодожены! Рази так делают? Ну, повезло, договорился… Так уйди с глаз долой, подальше! Нет, им надо у всех на виду любовь крутить, чтоб все знали! Теперь вот и старший лейтенант безвинно пострадали через их…
— Сволочь ты, — тихо сказал Сашка.
Сулаев покосился на Сашку, по-видимому, оценивая соотношение сил, и решил не связываться.
— Показал бы я тебе, если б не должность…
— А ты покажи! — Стрекалов усмехнулся. Ему захотелось выкинуть одну из тех штучек, которые входу были в разведроте: миг — и Сулаев лежал бы на земле, а его карабин… Эх, на кой ляд Сашке его карабин, когда свой холку намял!
Он повернулся и стал карабкаться вверх по склону холма, особенно крутого здесь, цепляясь за обледеневшие камни. Кошмарная ночь все не кончалась, она высветилась яркими, равнодушными звездами, притихла, притаилась небывалой, таинственной немотой.
Стрекалов долго блуждал по склону, то проваливаясь в снег, то натыкаясь на оголенные ветром валуны, пока не вышел случайно на тропинку. По ней к вершине холма шестеро солдат несли на плечах тяжелые свертки: один шел впереди, другой сзади, третий посередине поддерживал провисающее тело…
— Пидмэны Осокина, — сказал Батюк, увидев Стрекалова.
Ленивый и нескладный Осокин с готовностью выскользнул из-под тяжелой ноши. В этот момент голова убитого запрокинулась, край плащ-палатки, в которую он был завернут, сполз, и Стрекалов увидел белое, неузнаваемое лицо Андрея, его по-детски беспомощно раскрытый рот…
— Чего стал? — возмущенно крикнул Богданов и толкнул Сашку коленом. — Жмуриков не видел?
— Тихо вы! — одернул их Кашин. — Хотите, чтоб всех ухлопали?
Они шли на виду у немцев по западному склону холма. Восточный для подъема с такой ношей был вообще непригоден.
— И какой дурак здесь хоронить надумал? — снова вспомнил Богданов. — Люди лишние, что ли?
— Комбат велел тут, — сказал Кашин, — на самой вершине. Говорит: «Чтоб на века». Кругом-то низина. Вёснами вода заливает. После и следов не найдешь. Только и есть, что этот бугор.
Подошли бойцы второго расчета Зеленов, Царьков и Грудин, молча подставили плечи. Скоро процессия достигла вершины, и все вздохнули свободней. Без лишних слов опустили убитых по одному вниз, накрыли брезентом и принялись торопливо забрасывать могилу комьями мерзлой глины. Моисеев нашел обломок доски, Кашин послюнявил карандаш и написал две фамилии.
