Скоро разговор перешел на другие темы, и я долго рассказывал ей о своей одинокой бродячей жизни, а она говорила мало и больше слушала. Хотя оба мы говорили очень непринужденно и о предметах как будто бы безразличных, мы были необычайно взволнованы. Скоро, слишком скоро пришло время ей уходить, и мы расстались, как бы по молчаливому уговору, даже без рукопожатия, потому что каждый знал, что для нас это не пустая вежливость.
На следующий, четвертый день нашего знакомства мы встретились на том же месте рано утром, как хорошие знакомые, но со смущением, нараставшим в каждом из нас. Когда она еще раз заговорила о грозившей мне опасности — а это, как я понял, было для нее оправданием наших встреч, — я начал говорить ей, как высоко я ценю ее доброе внимание, и как до сих пор никто еще не интересовался моей жизнью, и как я до вчерашнего дня не подумал бы никому рассказывать о себе. Внезапно она прервала меня пылким восклицанием:
— И все же, если бы вы знали, кто я, вы даже говорить со мной не стали бы!
Я сказал, что самая мысль об этом — безумие и что как ни кратковременно наше знакомство, я считаю ее своим дорогим другом, но мои протесты, казалось, только усиливали ее отчаяние.
— Ведь мой отец принужден скрываться!
— Дорогая, — сказал я, в первый раз забыв прибавить к этому обращению слово «леди», — что мне за дело до этого! Да если бы я двадцать раз был вынужден скрываться, неужели это изменило бы ваше мнение обо мне?
— Да, но причина этого, — вскричала она, — причина! Ведь… — она запнулась на мгновение, — ведь она позорна!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рассказывает о том, каким необычайным образом я обнаружил, что я не один в Грэденском лесу
Вот что сквозь рыдания рассказала девушка о себе в ответ на мои расспросы.
Ее звали Клара Хеддлстон. Это, конечно, звучная фамилия, но еще лучше звучало для меня имя Клары Кессилис, которое она носила долгие и, надеюсь, более счастливые годы своей жизни. Ее отец Бернард Хеддлстон стоял во главе крупного банковского дела. Много лет назад, когда дела его пришли в расстройство, ему осталось лишь прибегнуть к рискованным, а затем и преступным комбинациям, чтобы спастись от краха. Однако все было тщетно: дела его все более запутывались, и доброе имя было потеряно вместе с богатством.
В то время Норсмор упорно, хотя и безуспешно, ухаживал за его дочерью, и, зная это, к нему-то и обратился Бернард Хеддлстон в час крайней нужды. Несчастный навлек на свою голову не только разорение и позор, не только преследование закона. Казалось, он с легким сердцем пошел бы в тюрьму. Чего он боялся, что не давало ему спать по ночам и что обращало в кошмар самое забытье — была тайная, неотвратимая и постоянная угроза самой его жизни. Поэтому он хотел похоронить себя на одном из островов южных морей и рассчитывал воспользоваться для этого яхтой Норсмора. Тот тайно принял его с дочерью на борт своего корабля на пустынном берегу Уэллса и доставил их в Грэден, где они должны были пробыть до тех пор, пока судно не снарядится в долгое плаванье. Клара не сомневалась, что за это Норсмору была обещана ее рука. Это подтверждалось и тем, что всегда галантный и внимательный Норсмор несколько раз позволил себе необычную смелость в словах и поступках.
