Чистая вода | страница 55
Иногда мы с Валей возвращались этой дорогой, я держал ее под руку или нес зонт, и, войдя в переднюю, мы долго целовались, прежде чем снять плащи. В один из таких вечеров она сказала:
— Не трогай меня.
— Прости, — сказал я. И убрал руку с ее плеча.
Я снял плащ, повесил его на вешалку и, обернувшись, увидел, что она смотрит на меня, прислонившись к стене, Я спросил:
— Ты что, собираешься уходить?
Она ответила:
— Да, собираюсь, — И в лице у нее не было ни малейших признаков улыбки.
— Как прикажешь понимать тебя? — спросил я.
Борька выглянул из кухни, сказал:
— Привет, молодожены! — и затворил дверь.
— Я должна с тобой поговорить, — сказала Валя. — Еще дорогой хотела, но подумала, что улица — не совсем подходящее место.
— Так говори, — сказал я. — Или коридор — тоже неподходящее место? Тогда пошли в комнату.
И тут я почувствовал, как ноги у меня стали ватными.
— Ты ждешь ребенка?
Глядя мне в глаза, она медленно покачала головой.
— Послушай, хватит меня мистифицировать, — сказал я. — Если это шутка, прибереги ее для другого раза. Ну скажи, в чем дело? — спросил я тоном, какой в моем представлении принято называть проникновенным.
— Я написала Толику письмо, — сказала она.
— А, — сказал я, — вот оно что.
Я достал сигарету и закурил, не спуская с нее глаз. Мысли мои тем временем норовили разбежаться в разные стороны, как жуки из спичечной коробки.
— Что же ты написала? — спросил я как можно спокойнее.
— Что встретила другого человека и прошу дать согласие на развод. Ну, чтобы он прислал свое письменное заявление, что не возражает.
— Понятно, — сказал я. — Ты отправила письмо?
— Да. Вчера утром.
— Понятно, — повторил я. — Меня это только радует. Тогда я не понимаю, куда и зачем ты собираешься уходить.
— Я хочу на время вернуться в общежитие, Игорь.
— Чтобы он… — подхватил я, постепенно начиная соображать, что к чему. — Ага, понимаю. Ждешь его со дня на день? И не хочешь, чтобы он узнал, что все это время мы жили вместе? Но почему?
Она снова покачала головой.
— Так будет лучше, поверь мне, — произнесла она убежденно.
— Для кого лучше? — спросил я. — Для него? Для тебя? Для меня?
Я смотрел ей в лицо, на котором темно-голубые глаза жили, будто сами по себе. Иногда они казались плоскими. И в таких случаях в них можно было прочесть не больше, чем в собственном отражении в зеркале. Иногда в них можно было заглянуть до самого дна. Я стоял и ждал, когда покажется дно. И внезапно понял.
— Не хочешь, чтобы мы встретились, — сказал я скорее самому себе. — Боишься. «И в воздухе сверкнули два ножа, пираты затаили все дыханье…» Он приедет сам?