И вновь неумолимый, начальственный взгляд упирался мне в середину груди и капельки пота — предвестники близкого удушья — выступали у меня на висках. Я стоял у дверей, мял шапку, как мужик в канцелярии, и покрывался испариной на глазах у Пахомова, начальника планового отдела Федина и Веры Ивановны — профорга. Пахомов начал повышать голос; он делал это постепенно, руководствуясь, по-видимому, соображениями гуманного порядка — чтобы я нечаянно не оглох. И тут меня осенила спасительная, блистательная в своей простоте мысль. Она была настолько проста, что в первый момент я зажмурился, боясь спугнуть ее или сказать глупость. Потом я поднял руку, прерывая громыхающий аллегорический речитатив на полуслове.
— Олег Дмитриевич, хотите убедиться, что станция тут ни при чем? До нормальной подачи не хватает кубометров триста, верно? Давайте пустим девяносто пятую, резервную скважину — по дебиту в ней двести тридцать кубометров — и поглядим, на сколько возрастет подача, — предложил я.
Аплодисментов не было. Было гробовое молчание.
— Для этого нужно изменить схему, — сказал наконец Пахомов.
— Так измените, — сказал я. — Двести тридцать пять кубометров помогут делу. Станция может выполнить план за декабрь!
Слово «план» я употребил не случайно, зная, что оно непременно подхлестнет его, как слово «боль» — врача.
— Э-э… Вообще-то, да… э-э, — протянул он неуверенно. Потом взорвался: — План, план!.. А если другая скважина выйдет из строя, если потребуется резервная, что тогда? Об этом ты подумал?
— Вы как-то говорили, что станция дает четверть подачи всего отдела, — напомнил я ему.
— Говорил! — откликнулся он. И снова погрузился в глубокую задумчивость. Потом сказал: — Ладно, я пришлю Кормена. Скажи машинисткам, пусть хлорируют скважину, но, пока не будет хорошего анализа, не вздумают пускать ее в сеть. И помни, — тут он снова загремел на весь кабинет, — помни, ты обещал все проверить — так вот, я не забыл, я жду!
Он встал, давая понять, что разговор окончен.
И я проверил. Но проверка затянулась до середины января. А Новый год мы встретили с такими показателями: 83,4 процента подачи, 7,9 процента — перерасход электроэнергии. Дополнительный пуск скважины № 95 увеличил подачу примерно на сто кубометров в час.
Я просмотрел журналы за два дня и убедился, что двумястами тридцатью пятью здесь и не пахло.
Но я решил не омрачать себе праздник. Тридцать первого декабря я проснулся на час раньше обычного и, выиграв продолжительную рукопашную у грузовика у входа на базар, купил красавицу-елку. Потом под восхищенный шепот машинисток я нарисовал заголовок к праздничной стенгазете, выпил с ними и с постовым Петей рюмку кагору, поздравил всех с праздником, оставил праздничные пропуска и, совершив свой первый служебный проступок, покинул станцию за три часа до конца рабочего дня. «Мы вас не выдадим, Игорь Халилович!» — заверили меня машинистки, и я с легким сердцем смешался с толпой, над которой плотный серо-голубой воздух уже пятнали ранние сумерки, над которой слитный городской шум распадался на гудки троллейбусов, визг тормозов, над которой рекламы горели в морозной синеве, как спирали гигантских электроплиток.
