Стать кавалером и мне довелось. Майский был вечер, прохладный и лунный. Мне показалась загадкой она, синей звездой на груди моей юной. Вербного был воскресенья канун, сердце скакало в звездные дали. Но вместо роз и махровых гвоздик ирисы руки ее обрывали. Сердцем я был беспокоен всегда, милые дети с лужайки зеленой. Ту, что в романсе встретилась мне, ждал я, в мечты погруженный. Ту, что нарвет майских роз и гвоздик, ждал я, - как пелось в романсе. Но почему только дети одни видят ее на Пегасе? Та ли она, кого мы в хороводах с грустью звездой называем, молим, чтоб вышла потанцевать в луг, принаряженный маем?
Мне вспоминается детства апрель, милые дети с лужайки зеленой. В старом романсе однажды ее я повстречал, изумленный.
И по ночам стал печалиться ей, недостижимой, немилый. Слыша мои излиянья, луна губы в усмешке кривила. Кто она - та, что гвоздики сорвет с нежными розами мая? Бедная девочка, замуж ее выдала мачеха злая. Где-то на кладбише в тихой земле спят вместе с ней ее беды... Я же, в любви безответной своей, сердца исчез не изведав, с посохом солнца хочу одолеть недостижимость небесного склона.
Мраком меня укрывает печаль, милые дети с лужайки зеленой. Ныне далекие те времена с нежностью я вспоминаю. Кто она та, что гвоздики сорвет с нежными розами мая?
ПОТЕМКИ МОЕЙ ДУШИ
Потемки моей души отступают перед зарею азбук, перед туманом книг и сказанных слов.
Потемки моей души!
Я пришел к черте, за которой прекращается ностальгия, за которой слезы становятся белоснежными, как алебастр.
(Потемки моей души!)
Завершается пряжа скорби, но остаются разум и сущность отходящего полудня губ моих, отходящего полудня взоров.
Непонятная путаница закоптившихся звезд расставляет сети моим почти увядшим иллюзиям.
Потемки моей души!
Галлюцинации искажают зрение мне, и даже слово любовь потеряло смысл.
Соловей мой, соловей! Ты еще поешь?
""
ДОЖДЬ
Есть в дожде откровенье - потаенная нежность. И старинная сладость примиренной дремоты, пробуждается с ним безыскусная песня, и трепещет душа усыпленной природы.
Это землю лобзают поцелуем лазурным, первобытное снова оживает поверье. Сочетаются Небо и Земля, как впервые, и великая кротость разлита в предвечерье.
Дождь - заря для плодов. Он приносит цветы нам, овевает священным дуновением моря, вызывает внезапно бытие на погостах, а в душе сожаленье о немыслимых зорях,
