Я
Наполнилось огоньками мое шелковое сердце, колокольным забытым звоном, пчелами и златоцветом; путь мой лежит далеко, уйду за горные цепи, уйду за шири морские поближе к звездам небесным, буду просить я бога, чтоб мне вернул во владенье древнюю душу ребенка, вскормленную легендой, в шапке с веселым плюмажем, с мечом деревянным детским.
Дети
Вот ты и ухолишь из тихого сквера. Ручей прохладный, источник светлый!
Открытые очи засохших деревьев плачут мертвой листвою, изранены ветром.
ПЕРЕПУТЬЕ
Как больно, что не найду свой стих в неведомых далях страсти, и, на беду, мой мозг чернилами залит!
Как жалко, что не храню рубашки счастливца: кожи дубленой, что на броню, отлитую солнцем, похожа.
(Перед моими глазами буквы порхают роями.)
О, худшая из болей поэзии боль вековая, болотная боль, и в ней не льется вода живая!
Как больно, когда из ключа песен хочешь напиться! О, боль слепого ручья и мельницы без пшеницы!
Как больно, не испытав боли, пройти в покое средь пожелтелых трав затерянною тропою!
Но горше всего одна боль веселья и грезы острозубая борона, рыхлящая почву под слезы!
(Луна проплывает вдоль горы бумаг средь тумана.) О, истины вечная боль! О, вечная боль обмана!
ПРЕРВАННЫЙ КОНЦЕРТ
Гармония ночи глубокой разрушена грубо луной ледяной и сонной, взошедшей угрюмо.
О жабах - ночей муэдзинах ни слуху ни духу. Ручей, в камыши облаченный, ворчит что-то глухо.
В таверне молчат музыканты. Не слышно ни звука. Играет звезда под сурдинку над зеленью луга.
Уселся рассерженный ветер горе на уступы, и Пифагор, здешний тополь, столетнюю руку занес над виновной луною, чтоб дать оплеуху.
ВОСТОЧНАЯ ПЕСНЯ
Кристаллизованным небом вызрело тело граната. (Зерна - янтарные звезды, пленки - подобья заката.) Небо его иссушилось, в лапище времени лежа, кажется старческой грудью в желтом пергаменте кожи. И стал черенком лампадки сосок, чтоб светить прохожим.
Плод этот - крошечный пчельник, кровью наполнены соты. Женские губы, как пчелки, строят всегда их с охотой. Не потому ли так весел смех его тысячеротый.
Спелый гранат - это сердце, что над посевом стучится, и, зная, как оно гордо, не поклюет его птица. Как человечье, снаружи оно кожурою жестко. Но только пронзи - и брызнет весенней зари полоска. Гранат - сокровище гнома, того, что вел разговоры с девочкой Розой, блуждавшей в чаще дремучего бора. Того, что в яркой одежке и с бородой серебристой. До сей поры еше прячут это сокровище листья. Сколько рубинов и перлов в кубке янтарном таится!
