Я очень тепло и нежно отношусь к врачам. Окончательно утвердила меня в этом мой друг и коллега, ведущая программы «Здоровье» Елена Малышева. И уж если тема, над которой я начинаю работать, хоть как-то соприкасается с медициной, я непременно иду к ней за советом. Вот и в этот раз, понимая стопроцентное попадание в зрительский интерес, не скрою, для нас это очень важно, я попросила Лену рассказать мне все, что возможно. Лена знает всех ведущих российских пластических хирургов, но сразу ошарашила меня фразой: среди них есть и настоящие бандиты. Я тогда не слишком внимательно отнеслась к этому заявлению. (Пройдет месяц, и один из хирургов пообещает натянуть мне глаз на противоположную часть организма, вот тогда я почувствую, что такое — медицинский бандитизм.)
Честно говоря, начиная работать над этой программой, я преследовала и личную цель — переделать собственный нос. Возраст для переделки носа у меня был уже критический — 35 лет. Но я надеялась присмотреться к врачам и выбрать лучшего кандидата. Когда мне было 22 года, меня сильно избили, вследствие чего мой нос приобрел фантастическую форму. Частных клиник тогда не было, и я отправилась в «Институт красоты». Один из хирургов попросил за операцию 300 долларов — по тем временам фантастическая сумма. Уже тогда я поняла, что в коридорах клиник эстетической медицины вращаются теневые деньги. И что не только ни одна операция, но даже самая простая процедура не делается по прейскуранту — за все платят лично врачу в конверте. В результате прооперировал меня профессор, заведующий отделением. Прооперировал так себе, по крайней мере если я поворачиваю голову чуть влево, то выгляжу совсем иначе, нежели в правый полупрофиль. Потом он прооперировал мою подругу и тоже не очень удачно. Впрочем, положа руку на сердце, я еще не видела ни одной операции, о которой я могла бы сказать — супер, пятерка. Человеческий организм непредсказуем, и как поведут себя раны и швы при заживлении — не известно. Именно поэтому я двумя руками подписываюсь под фразой Малышевой: «Пластическая хирургия — единственная область медицины, в которой показания к операции диктует сам пациент. Он же сам в ответе и за ее последствия».
Итак, Елена Васильевна любезно согласилась провести мне пластический ликбез. Мы отправились к главному пластическому хирургу России Николаю Олеговичу Миланову. Это была долгая и очень полезная для меня беседа. Начнем с того, что если вы откроете справочник медицинских профессий, то специальности «пластическая хирургия» вы там не найдете. Официально такой профессии нет. А есть челюстно-лицевая хирургия, которая разделяется на эстетическую и реконструктивную. Реконструктивные операции составляют 75 процентов от всех пластических, а эстетические лишь четверть. Первая часть касается пересадок кожи, ликвидации всевозможных дефектов после травм, ожогов, ранений. В последнее время появились новые пациенты — те, кто проходит по государственной программе «Защита свидетелей» и жертвы терактов. Тяжелый искалеченный пациент — это всегда большой риск и неординарная ситуация. Еще один мой собеседник — выдающийся российский реконструктивный хирург Александр Неробеев рассказал мне, как несколько лет назад академиком Коноваловым была проведена операция по разделению сиамских близнецов, которые срослись головами. Разделить их нейрохирург брался — а вот кто обеспечит пластику? Этот вопрос оставался без ответа. Неробеев предложил свой вариант закрытия двух черепов. Операция шла 17 часов и закончилась успешно. Тогда девочкам было по 18 месяцев, и родители увезли их в Америку. Но в США почему-то рассказывали, что детей спасли американские, а не русские врачи. Могу сказать одно — в России сильнейшие реконструктивные хирурги. А вот эстетика в большинстве своем стала прибежищем шарлатанов. Студенты по правилам должны прослушать тысячи часов лекций и набить руку в операционных ассистентами. На деле молодые специалисты быстро получают лицензии, а набивают руку уже в процессе. Но даже если вы попали под нож к очень опытному хирургу, нет никакой гарантии, что результат вас порадует. Дело в том, что 75 процентов операций, которые делает один врач, — это переделки после других. А потому круг пациентов не слишком большой, просто многие ходят от одного врача к другому, пытаясь довести до совершенства какие-либо части своего тела. Кстати, пластика очень заразная штука. Есть целый отряд сумасшедших (многие из них — жены пластических хирургов), которые бесконечно что-то у себя переделывают, на них уже места живого нет, а они все ходят за своими мужьями с протянутой рукой, ногой или иной частью тела. Когда я в 1992 году оперировала нос, со мной в палате лежали две девушки. Я очень долго не могла понять, что им надо резать. Я всматривалась в их лица, фигуры — бред какой-то, все идеально. Наконец их привезли после операций. Оказалось, одной отсасывали жир с внутренней стороны коленей, а второй — с бедер. Причем обе весили килограмм по 50. Уже там я поняла, что предела неудовлетворенности собой нет. На этом и стоит пластическая хирургия.
