– Что говорят по телевизору? – спрашивает Нанико.
– Не знаю, – зевает Тако. – Не включала еще.
– В местных ньюсах говорят, возможно, начнется химическая атака на Тбилиси, и посольства покидают город.
– Сейчас. Включу. – Тако вытягивает шею, смотрит по сторонам.
– Пульт ищешь? – спрашиваю.
– Да. Нигде не видишь?
На столе лэп, мобильный Тако и июльский номер GQ, на нем пустой пакет «Донатов Скрябина» и банка «Актимеля».
– Как дела, Гио? – здоровается Нанико с экрана.
– Прекрасно, – отвечаю. – Как Молко?
Бросаю ватные палочки в банку «Актимеля».
– Прикалываешься? – манерно морщит силиконовую губу.
Когда она старается быть артистичной, это всегда забавно.
– Stay Fake, – говорю ей.
– В смысле? – спрашивает.
– Забей, – отвечаю. – Не знаю, где пульт, – говорю Тако.
Тако озирается по сторонам, как гусь, шарит в диванных подушках. Чувствую, что у меня медленно встает. Вот такая Тако: чем заторможеннее, тем сильнее возбуждает. Я-то знаю, где скрыт ключ от ее законсервированной энергии. Встаю на колени у дивана и начинаю растирать Тако спину, массирую ее мальчишеские плечи.
– Ты чего? – спрашивает она и по-кошачьи растягивается на диване.
– Расслабься, – говорю не к месту.
Дальше расслабляться уже некуда, даже если очень постараться. И так уже как медуза. При любом массаже ее заклинивает. Становится импульсивной, как психопатка, и покорной, как воск. При том, что мои мануальные навыки так же далеки от аюрведы и шиатсу, как автозагар – от природного ультрафиолета. Впрочем, этого вполне достаточно, чтобы ввести Тако в транс. Целую ее в затылок. Корни волос еще сохранили теплый запах утренней постели. Приподнимаю ей футболку, ласкаю грудь. От удовольствия у нее по спине бегут мурашки. Сует свою руку под мое полотенце, берет член. Стягиваю с нее шорты. Поднимает ноги вверх, помогает снимать стринги. Соски стоят. Нанико затаилась. Внимательно наблюдает с экрана. Тактично молчит. Понимает, что сейчас не время для болтовни. Раздвигаю ноги Тако. На лобке белеет маленький треугольничек – след от купальника. Нанико не сводит глаз с вагины Тако. Будто ждет, что оттуда вылетит птичка. Начинаю очень деликатно – кончиком языка дотрагиваюсь до торчащего из розовых складок клитора. Облизываю маслянистые губы. Колени Тако начинают слегка дрожать.
Вдруг она садится и начинает стягивать с меня полотенце.
– Ложись, – говорит.
Смиренно подчиняюсь. Плюхается мне на лицо, а сама вылизывает мой хуй. Слюнявит указательный палец, щекочет мой сфинктер. Чувствую, полпальца уже у меня внутри. Кусаю припухший клитор. Я преклоняюсь перед вагиной – стриженной, волосатой, бритой, с пирсингом, татуированной… даже в критические дни. Особенно ближе к их окончанию. То есть когда выделения уже не кизилового, а цвета феррари – истинно итальянски красные,
