— У меня есть свой платок, — сказал я ему, икая. — Спасибо. Все на одного, где же мне справиться?
— Гарька, ты бы пальто почистил, — подходя, посоветовал Перец. И заискивающе спросил у Марасана: — Догнать, что ли, Серёгу этого? Дать по сопатке?..
— А ты его знаешь? — спросил Марасан, гася папироску о каблук.
— Учились вместе. Мы же с Гарькой в одном классе были.
— Покажешь потом, — сказал Марасан. И приказал: — Тащи щетку!
— А? — не понял Перец. — Какую?
— Не знаешь, чем пальто чистят?
Перец обиженно посмотрел на Марасана и пошел к дому.
— Не надо, — слабо запротестовал я.
Но Марасан только потрепал меня по спине и крикнул Перцу:
— Живее!
Перец побежал. Марасан кивнул на него и рассмеялся.
— Во рывок, видал? Надень ему трусики — рекорд установит.
Я тоже рассмеялся, чтобы доставить удовольствие Марасану.
Мне сделалось почему-то спокойно и легко. Я со злорадством подумал, как притих бы наш восьмой «г», если бы увидел, что я как равный разговариваю с самим Марасаном.
Потом в окне нашей кухни стукнула форточка, и голос мамы строго позвал:
— Гарик! Домой!
— Сейчас, — откликнулся я недовольно.
Мне уже не хотелось уходить от Марасана. Заметив это, он сказал:
— Не, Гарька, так не годится. На мамашу дуться — последнее дело. Дай-ка я тебя почищу!
Он придержал меня одной рукой и стал отряхивать мое пальто.
— Будь у меня такая мамаша, я, брат, человеком бы стал. Два института бы окончил. Ну вот, порядочек. Жми теперь.
Я подымался по лестнице, полный самых дурных предчувствий.
Мама слишком меня любит — вот в чем беда. Даже не верится, что на свете может существовать человек, достойный такой любви. Я, во всяком случае, не достоин. Папа говорит мне об этом прямо и недвусмысленно каждый раз, когда я провинюсь. Он заходит в мою комнату и начинает перечислять все то, чем для меня пожертвовала мама. Ей, например, предлагали работать бухгалтером в райисполкоме. Это намного интереснее теперешней ее службы в домоуправлении. Но мама отказалась. Только потому, что сейчас она может среди дня прибежать и накормить меня обедом.
Потом папа обязательно вспоминает историю с пианино. Восемь лет назад мы выиграли по облигации крупную сумму. Мама настояла на том, чтобы купить не котиковую шубу для нее, а пианино для меня. С самого моего рождения она мечтала, что я буду музыкантом (и хотя очень скоро выяснилось, что у меня нет слуха, мама до сих пор не решается расстаться с инструментом).
Перечисляя мамины жертвы, папа всегда приходит в негодование. Он приказывает мне два часа сидеть в комнате и ничего не читать, — в нашей семье изобретено для меня такое наказание, — а потом уходит к маме. Я слышу, как он гремит за дверью, что завтра же продаст пианино и купит маме модную шубу из опоссума. Кроме того, из каждой получки он будет откладывать деньги, чтобы отправить маму на курорт.
