, — процитировал парикмахер (когда-то он окончил полтора класса гимназии, но в латыни не слишком преуспел). — Это сказал Ганнибал, когда через Альпы переправился… Великий был человечище, полководец. Но Гитлер! Вот о ком еще будет говорить история. Ну и о нас с тобой, конечно. Такие времена, брат, не всякому выпадают на веку!
Разинув рот, Кумич сидел на краю кровати и послушно скреб свои волосяные луковицы.
На улице Эде Паулаи, в длинном, без окон, складском помещении магазина кожевенных изделий грохот канонады разбудил Жужу Вадас. Одного мгновения оказалось достаточно, чтобы девушка начисто стряхнула с себя сон. Миг — и она уже сидела на своем ложе, устроенном на вершине высокой пирамиды из мотков ниток и тюков подкладочных тканей, готовая драться, царапаться, кусаться и лягаться и, конечно, если придется, спасаться бегством.
Так она спала и так просыпалась — вот уже много месяцев кряду. Очень хотелось есть. Вечером Дяпаи не смог принести ей ужин. Между тем принимать пищу в своем убежище Жужа могла только дважды в сутки — утром и вечером. Поэтому сейчас ей страшно хотелось есть — мучительно, до боли.
А за стеной, вдалеке, — да нет, совсем неподалеку! — гремели орудия.
— Магда! — шепнула она пересохшими от волнения губами. — Спишь?.. Не слышишь?
Из другого конца узкого, забитого товаром помещения глухо и сдавленно долетело в ответ:
— Да. Но это же… это не бомбежка! Это… пушки! Понимаешь?!
Затаив дыхание, Жужа невольно считала про себя выстрелы: один, два… одиннадцать… шестнадцать… Великая, ликующая радость охватила ее. А гул в ночи казался совсем близким.
— Здесь они, Магда! Здесь! Недалеко уже, где-нибудь в Кишпеште или Лёринце…[6] Еще один-два дня, а может, только… может, уже…
Жужа готова была закричать от радости, но вдруг вспомнила, с каким трудом засыпала вчера вечером Магдина дочурка — без ужина, без воды, в тяжелом смраде сапожного клея, крахмала, кож.
— Утром скажем Дяпаи, — взволнованно прошептала она. — Не надо нам больше никакой рабочей книжки, не пойдем мы в Буду. Теперь-то мы и здесь выдержим, как-нибудь перетерпим, немного уже осталось… Ты слышишь, Магда?
Не отвечает Магда. Уснула опять? Иль плачет? «Наверняка плачет, — подумала Жужа. — По мужу. Ведь уже две недели не знает о нем ничего». И крикнула в темноту:
— Не плачь, Магда!.. Нельзя падать духом!
Ответа не последовало.
Жужа опустилась обратно на свое ложе. Очень хотелось есть.
В жандармской казарме на Бёсёрменьском проспекте от гула канонады проснулся заключенный в карцер механик Мартон Андришко. Проснулся, приподнялся на нарах. От холода и жесткого ложа ныло все тело, каждый сустав.
