Свидетельство | страница 30



Ну что я сказал? — В голосе его была уже мольба. — Вы не выбросите меня на улицу, коллега Хайду!..

Сапожник поскреб подбородок.

— В какую-нибудь пекарню, говорите?

— Да-да! Да. — У Поллака заблестели глаза. — Наверняка у вас есть знакомые. Потому я и пришел к вам.

— Есть-то есть… Да только… выйдет ли что? Ну ладно, попытаемся! Это недалеко отсюда. На улице Марвань… Пекарня Франка… Если на работу и не возьмет, то хоть прибежище на несколько дней даст.

— Вы напишете ему? Ну хоть два-три слова?!

— Писать? Вы с ума сошли! Теперь не пишут! Скажите, что я прислал, передайте от меня привет. Да вы не бойтесь, все будет в порядке. Главное — не трусить! Пушки гремят уже под самым Будапештом! Пушки ваших русских, так чего же вы еще хотите?!

— Бояться? — раздраженно наморщил лоб Поллак. — Это не страх. Это нечто другое. Страх мне неведом, коллега Хайду. Меня проверяли психоаналитики. Слышали о таких? Словом: улица Марвань, Франк. Как вы думаете… если я пойду кружным путем, по маленьким улицам, не остановят меня патрули?..


Янош Стричко с большой неохотой согласился на деловое предложение сапожника.

Стричко стукнуло недавно сорок семь, но выглядел он на все шестьдесят: у него было такое квелое лицо, что казалось, он только что вышел на свободу после долгих лет тюрьмы. Вся жизнь Стричко прошла в сумрачной мастерской, приютившейся в старом двухэтажном домишке на площади Кристины. День-деньской, всегда при свете лампы, чинил он без устали часы всей округи — карманные, ручные, будильники, а еще — ветхие стенные часы с мудреными механизмами, каких немало было в старинных домах в Крепости и на площади Кристины.

И разбирался в них изо всех часовщиков столицы один только Янош Стричко.

Передняя часть его мастерской была отведена под магазин. Здесь, под стеклом прилавка, лежало в выдвижных ящиках несколько пар часов — большей частью очень подержанных и чиненных-перечиненных. Они достались часовщику за несколько пенгё, или в счет платы за ремонт других часов, или, наконец, были сданы владельцами на комиссию. Еще были на витрине украшения: дешевые ювелирные изделия, позолоченные кольца, самоцветы, «бриллианты» из стекла. На всей витрине не нашлось бы и трех действительно стоящих вещичек. Люди, собиравшиеся купить драгоценности, редко забредали к Яношу Стричко. Они шли на улицу Ваци.

Вход в ювелирную мастерскую украшала фамилия супруги мастера. Сам Стричко в дни Советской республики был членом городской директории в Кишпеште; когда же наступили кровавые месяцы белого террора, ему удалось скрыться в провинции у родственника. Схватили его только в 1921 году и осудили на три года. С той поры, как человеку, имевшему судимость, Стричко не давали патента на занятие ремеслом. Когда же объявили амнистию, он уже сам «из принципа» не хотел ничего просить у хортистов.