Дневник дьявола | страница 77

, начал записывать свои предчувствия или переживания с глубокой верой пророка и миссионера. Катарсис зрителей он поставил выше своих интересов, и поэтому ему было позволено познать истину. Какая же сила, которая, подобно Дионису, стремится покарать любое неверие в свое божественное начало, позволит тому, кто думает только о себе и не желает быть просто орудием, запечатлеть свой портрет? К этому Фишману еще предстояло прийти. Помню, однажды в Конго он сфотографировал колдуна, который занимался выделкой человеческой кожи, чтобы потом обменять ее на высушенные головы у своего коллеги из Танзании. Он писал следующее: Части человеческого тела, лишенные души, неинтересны. Это уже не сюжет для снимка, а просто социология. С тем же успехом я мог бы сделать репортаж из мясной лавки в Цюрихе. И он приказал продать те снимки, подписав их моим именем.

Наступило воскресенье. Рано утром мы выехали в аэропорт. В терминале нас окружила толпа народу, суета и шум. Компот из множества культур, изысканный десерт для Всевышнего. Какие-то негры в белых галабеях и обшитых бисером фесках, несколько азиатов с камерами, одетых как американцы, группа хиппи с гитарой, хасиды [45], танцующие вокруг одного из своих товарищей, в расстегнутых рубахах и длинных черных халатах, их женщины, стоящие немного сбоку, в платках и, несмотря на греческое солнце, глухих платьях до пола. Танец хасидов привлек внимание многих путешественников. Особенно японцев — они окружили евреев и снимали, как, воздев руки к небесам, несколько взрослых мужчин со счастливыми лицами танцуют вокруг одного, закрывшего глаза, вращающегося вокруг своей оси и что-то напевающего, а женщины хлопают им и пританцовывают рядом. Мы тоже подошли, Фишман смотрел на них словно загипнотизированный. Ему нравилось наблюдать за людьми, выражавшими свою радость в танце, поскольку для него танец был самой совершенной формой молитвы и путем, с помощью которого можно было побеседовать — если не сказать: потолковать по душам — с Создателем. Позже оказалось, что молодожены провожали в аэропорт группу друзей, прилетевших на празднование их свадьбы. Адриан долго готовился, потом встал на колени, и я уже понимал, что через секунду он сделает снимок. Снова должно было произойти нечто, заставившее этого человека начать охоту за танцующими душами, направляющимися прямиком в объятия Бога, нечто, что могло оборвать или приумножить молитвенный ритуал. На всякий случай, наблюдая за этой сценой, я держался поодаль в ожидании развязки.