Дедушка русской авиации | страница 51
— Мужики, не стойте! Бейте его, суку! Навались! Давай!
ТЭЧ не двигалась с места. Черемисов усилил обороты до максимума. Федю трясло мелкой дрожью. Полторацкий выкинул вперед руку, на которую тотчас же намотался ремень. Не мешкая, Гоша зарядил Черемисову головой. Потом добавил еще. Федя рухнул на пол.
И тут случилось неожиданное: кто-то накрыл Гошу табуреткой. В глазах у Гоши звездное небо — из мрака высыпались искры и пустились в хоровод. Полторацкий упал на пол. Нижнюю челюсть пронзила острая боль — кто-то пнул сапогом. Посыпались новые удары и пинки. Ничего, не смертельно. А вот лежать и корчиться на полу некрасиво, надо бы встать. Гоша подобрал по себя ноги, попытался сгруппироваться. Еще удар — снова сапогом, снова в челюсть. Электрический разряд, искры, голубое пламя. Очень больно, но сознание еще есть, и оно велит встать, оно говорит, что если не встать сейчас, то можно уже не встать никогда.
Гоша перевалился на живот и уперся руками и коленями в пол. Оторвал от пола живот, и сразу же получил пинок в пах. Свет померк, сознание притупилось, но совсем не ушло. Гоша кое-как сел на корточки. Теперь главное — распрямиться, сделать вдох и выдох, открыть глаза и рот. Закричать, взять на испуг. А вот еще один удар — уже даже не поймешь, чем и куда. Снова очень больно. Но ничего, распрямляемся. Еще удар. Огненный ком охватывает голову, потом разгорается добела, потом медленно гаснет. С огнем уходит сознание. Пока не ушло совсем — распрямляемся. И еще один удар. Пустота, темень, гулкая тишина. Вот это уже все.
Квазимодо отдыхает
Гоша проснулся на своей койке, открыл заплывшие глаза. Перед ним стоял Бегичев. Гоша с трудом просипел:
— Что случилось, Бегичев?
— А ты что, ничего не помнишь?
— Помню. Сначала табуретка, я лег, навалились кучей, я встал, потом снова табуретка. А что потом?
— Потом тебя долго месили. Потом Курбатов крикнул, что ты умираешь, и тебя стали откачивать. Когда ты задышал, положили на койку. Мне приказали следить за тобой, если вдруг кровью харкать начнешь, или корчиться, или что-нибудь в этом духе. Но ты спал крепко.
— А кто меня бил? Ты бил?
— Нет, Гоша, честное слово, не бил! Еще Кобыхнов и Лада не били — типа брезговали, не хотели пачкаться. А остальные все били.
— И караси?
— И караси тоже.
— Вот сволочи! Помоги встать.
— Может, не надо?
— Надо.
Движения причиняли острую боль, но Полторацкий все-таки спустил ноги на пол.
— Видишь, полдела сделано. Теперь тащи меня.