Он сидел передо мной прямой, убежденный, основательный. Его уверенность располагала меня к нему, хотя мы были уверены в разных вещах. Одно лишь мешало идиллии: я видел в нем непохожего на меня человека, и уже этим он был мне любопытен, — он же видел во мне заблудшую душу, и я чувствовал, что был ему в сущности совершенно безразличен.
— Люди разные, и потребность в поддержке разная, — сказал я в ответ.
Гальчиков улыбнулся и покачал головой.
— Да не такие уж люди разные. Оперение — вот что на самом деле пестро. А точнее — хохолок. Вы называете это индивидуальностью, и для вас это превыше всего. Вот вы даже диссертацию на эту тему пишите. Буду с вами откровенен: и для меня это так было. Пока раз на ветру не оказался. Этот хохолок держится на соплях. Налетит ветер посильнее — и нет его.
Сказав это, Гальчиков доел свой пирожок и добавил:
— Хочу повторить, о полезном или бесполезном я говорил от себя, а мое мнение даже для меня самого имеет относительное значение. Если бы я и правда нашел «Откровение огня» и оно было ничейным, я бы передал его нашим богословам, потому что их мнение, а не мое определяет полезность и бесполезность книг для верующих. А их мнение на этот счет меняется. Из чего следует: оценки современных богословов могут не совпасть с оценками их коллег в XVIII или XIX веке. Вот так. Хотите чаю?
От чая я отказался. Пора было уходить. Тогда Гальчиков вдруг спросил:
— А кто вам сказал, что АКИП не называет бывших владельцев рукописей, если они не коллекционеры?
— Дежурная по залу.
— Я бы на вашем месте поинтересовался у заведующего, откуда к ним поступило «Откровение огня».
— Вы думаете, он скажет?
— Шанс, конечно, невелик, ну а вдруг? Это необычный случай. Вы ведь установили непорядок в их рукописном фонде. Теперь вы для них не просто читатель. — Его взгляд оживился. — Прежний владелец, может быть, еще жив, и этот человек не забыл, что за книгу он принес в АКИП.
— Именно поэтому мне его в АКИПе не назовут. Такой возможностью архив воспользуется сам.
— А вы все-таки попробуйте, — мягко сказал Гальчиков.
Дверь открылась, и в гостиной появилась Анюта. Она подошла к отцу со спины и, обняв его, стала меня рассматривать. Гальчиков ласково погладил ее сцепленные замком пальцы и спросил:
— Ты что, детка?
— Скучно, — сказала Анюта. Уголки ее губ и глаз чуть приподнялись.
— Гулливер скучен? Не может быть. — Гальчиков перевел взгляд на меня и пояснил: — Валя читает ребятам мою любимую детскую книжку — «Путешествия Гулливера».
