Чуффеттино | страница 26



Наступила ночь, когда они добрались до первой площадки лестницы.

— Скажите, сколько еще этажей? — спросил Чуффеттино едва слышным голосом.

— Теперь уж немного, мой мальчик, всего только двенадцать.

— В таком случае я умру, не дойдя.

— Успокойся дитя… успокойся.

— Но я так хочу есть!..

В двенадцать часов ночи они дошли до 6-го этажа.

— Послушайте, я сейчас сяду и дальше уж не поднимусь, — выбившись из сил, прошептал мальчик.

— Делай, как знаешь. Я помочь тебе не в состоянии. Мне 200 лет, и летать я не могу. Когда я был твоего возраста, я употреблял, чтобы подняться на все эти этажи, не более пяти часов.

На заре они добрались до 12-го этажи. Мудрец вложил ключ в замок, отпер дверь и вошел в свою квартиру в сопровождении Чуффеттино.

В передней старик сел в кресло и предложил сесть также и мальчику.

— Для чего мне садиться? — спросил этот последний.

— Ничего не надо делать, не подумавши. Для чего мы пришли сюда?

— Чтобы поесть, конечно.

— В таком случае подумаем хорошенько: действительно ли нам так нужно сейчас поесть? Мудрецы, ты знаешь, никогда не начинают никакого дела, не рассмотрев его со всех сторон.

— Уф!..

— Успокойся, сын мой, не забудь, что мне не 10, а 200 лет.

Четыре часа спустя, они входили в столовую.

— Наконец-то, — проговорил Чуффеттино, садясь за стол в то время, как старец направился к буфету и достал из него два стакана и две бутылки странной формы. Поставив все это на стол, он наполнил оба стакана, налив в каждый из них поровну из каждой бутылки, и один из стаканов подвинул к Чуффеттино.

— Кушай, — сказал он ему.

— Что кушать? Не понимаю. То, что вы даете мне — не еда, а питье.

— Это — моя пища. С тех пор, как я потерял последние зубы, я питаюсь только вот этим «Элексиром долгой жизни».

— Какой скверный цвет и отвратительный запах! — проворчал Чуффеттино, зажимая нос и проглатывая залпом элексир, точно это было касторовое масло.

— Тебе нравится? — спросил старец, который с видимым наслаждением медленно опорожнил свой стакан и тщательно облизывал свои губы и усы.

— Очень хорош… — еле успел пробормотать Чуффеттино, а в следующую затем секунду он вскочил со своего места с исказившимся болезненной гримасой лицом: внезапная, мучительная судорога желудка заставила его вернуть на белоснежную скатерть стола весь проглоченный им «Элексир долгой жизни». — Очень… очень… ой, ой… ой…



Старец помертвел. Он грозным жестом протянул свой длинный тощий указательный палец по направлению к Чуффеттино: