На следующее утро я проснулся и поймал себя на мысли о том, что не свожу со шкатулки взгляда. Я не помнил, когда раскрыл глаза, я всего лишь осознавал, что они уже давно открыты. Может быть, это просто сон или галлюцинация. Или призрак, затеявший игры с моим разумом. Или, как знать, злой волшебник, которому захотелось подшутить надо мной.
Я встряхнул головой, поскольку понимал, что все эти рассуждения бессмысленны. Если бы Йоркис был настоящим волшебником, то он бы не попался на мою уловку с ползающим ковром. Да и кому придет в голову искать настоящий летающий ковер на искандарском рынке? Кроме того, у Йоркиса имелся зять, который мог заняться моими поисками для того, чтобы отомстить мне.
Я приподнялся в постели, протянул руку и, наверное, в сотый раз прикоснулся к букве «X», вырезанной на шкатулке. К ее виду я уже привык. Если бы эта буква была на шкатулке еще тогда, когда я впервые взял ее в руки, я наверняка заметил бы ее. Две царапины, образовавшие букву, были еще свежими. То, что совсем недавно произошло со мной, тоже было самой что ни на есть явью. Шкатулка Олассара каким-то удивительным, непонятным образом стерла целый кусок времени, обратила его вспять, вернув все к самому началу. Она воскресила меня из мертвых. Более того, она пустила в обратном направлении часы самой Вселенной, чтобы показать мне, что же это такое. А действительно, что это такое?
Мне показалось, что воздух стал какой-то не такой, непривычный. Непривычными оказались и звуки, не похожие на грохот окованных металлическими ободами колес по мощенной камнем дороге. Я выглянул наружу. Этот участок Королевской дороги, огибавший неподъемные исполинские глыбы гранита, проходил вдоль берега океана. Снова опустившись на свое прежнее место и устремив взгляд на океанские волны, я погрузился в размышления.
Во имя чего шкатулка снова вернула меня в прошлое? Зачем я изо всех сил пытаюсь усомниться в том, что видел собственными глазами? Мысли об этом навеяли воспоминания о детстве, когда я мальчишкой попытался затеять спор о богах. Так же как и сотни раз до этого, я опять отказался пойти в храм – мы были одной из немногочисленных семей итарийцев в Искандаре, и отец свято верил в своего любимого Амриту. Причем верил настолько исступленно, что всячески настаивал на том, чтобы и я приобщился к его вере.
