была принуждена запретить, особенно иезуитам, под страхом отлучения, допускать поклонение идолам под каким бы то ни было предлогом и скрывать тайну креста от тех, которых они наставляют в религии, особенно настаивая на том, чтобы они не доцускали никого к святому крещению, как лишь после этого сообщения, и приказывая им выставлять в своих церквах изображение распятия, как это излагается подробно в декрете этой конгрегации, данном 9 июля 1646 г., подписанном кардиналом Каппони
[125].
Вот хаким образом они распространились по всей земле под прикрытием учения о вероятных мнениях, которое есть источник и основа всей этой распущенности. Надо, чтобы вы узнали это от них самих: они ведь не скрывают этого ни от кого, так же, как и всего услышанного вами от меня, с той лишь разницей, что они величают божественной и христианской мудростью просто человеческую и политическую осторожность: как будто вера (и предание, которым она держится) не была всегда единою и неизменною во все времена и во всех странах; как будто правило должно меняться, чтобы подходить к лицу, которое должно сообразоваться с ним, и как будто душам, чтобы очиститься от пороков, стоит только извратить закон Господа, вместо того чтобы «закон Господа, который непорочен и свят, должен был обращать души» и подчинять их себе своими спасительными наставлениями.
Сходите же, пожалуйста, повидаться с этими честными отцами, и я уверен, что вы легко заметите в распущенности их морали причину их учения о благодати. Вы увидите там, что христианские добродетели им совершенно неизвестны и совершенно лишены у них любви, которая есть душа их и жизнь. Вы встретите там столько смягченных преступлений и столько терпимых беззаконий, что не будете уже находить странным, когда они защищают мнение, согласно которому все люди обладают всегда благодатью довлеющею, чтобы жить в благочестии, как они его понимают. Так как мораль их языческая, то и достаточно одних естественных сил, чтобы соблюдать ее. Когда мы утверждаем необходимость действенной благодати, мы ставим ей целью иные добродетели. Не лечение пороков другими пороками, не исполнение внешних обязанностей религии, нет, мы ищем более высокие добродетели, чем добродетель фарисеев или самых мудрых из язычников. Для достижения таких действий закон и разум — вполне довлеющая благодать. Но, чтобы отрешить душу от любви к миру, чтобы оторвать ее от того, что ей всего дороже, чтобы заставить ее умереть для себя самой, чтобы обратить ее и привязать к Богу исключительно и неизменно — это может произвести только всемогущая десница. И так же малоразумно поэтому утверждать, что всегда имеешь полную способность к указанным деяниям, как и отрицать то, что их добродетели, лишенные любви к Богу, принимаемые этими добрыми отцами за христианские, не в нашей власти.
