Джулиет держала на коленях раскрытую книгу, но не читала. Она не отрываясь смотрела в окно. На сдвоенном сиденье она расположилась в одиночестве, а сдвоенное сиденье напротив пустовало. Здесь ей постелили на ночь. Проводник сейчас хлопотал в этом спальном вагоне, складывая и убирая постельные принадлежности. Кое-где еще свисали до полу темно-зеленые саваны на молнии. В воздухе пахло этой тканью, похожей на парусину, и едва уловимо – ночным бельем и уборной. Когда в одном или другом тамбуре открывали двери, в вагон врывался свежий зимний воздух. Припозднившиеся пассажиры спешили на завтрак, иные уже возвращались.
На снегу виднелись следы, следы мелких зверушек. Вились нитками бус, исчезали.
Джулиет исполнился двадцать один год, а у нее уже были степень бакалавра и степень магистра по классической филологии. Сейчас она работала над диссертацией, но сделала перерыв и взялась преподавать латынь в ванкуверской частной школе для девочек. Педагогического образования у Джулиет не было, но школа за нее уцепилась, когда в середине семестра открылась горящая вакансия. Очевидно, никто другой на объявление не откликнулся. Ни один дипломированный педагог не согласился бы на такую ставку. Но Джулиет, которая не один год перебивалась на мизерных стипендиях, хотела немного подзаработать.
Она была высокой, белокожей, тоненькой девушкой; ее светло-каштановые волосы отказывались держать пышный начес – не помогал даже лак из баллончика. У нее был вид прилежной школьницы. Высоко поднятая голова, аккуратный округлый подбородок, большой рот с тонкими губами, вздернутый носик, смышленые глаза и легко краснеющий от напряжения или радости лоб. Университетские преподаватели в ней души не чаяли: они были счастливы, что в наше время хоть кто-то – тем более такой одаренный – изъявил желание заниматься классической филологией; но вместе с тем их не покидала тревога. Дело в том, что этим единственным желающим оказалась девушка. Реши она выйти замуж (а это совершенно не исключалось, поскольку для аспирантки, существующей на одну стипендию, она была недурна собой, очень даже недурна), все ее труды – а также их собственные – пойдут прахом; реши она не связывать себя узами брака, ее уделом наверняка будет уныние и нелюдимость, а также отставание от мужчин, которые станут обходить ее на каждом этапе карьеры (им повышение нужнее: мужчина ведь должен кормить семью). А кроме того, ей трудно будет отстоять свой нетривиальный выбор: древние языки – занятие, по расхожему мнению, бесполезное и нудное; трудно будет отмахнуться от кривотолков, как сделал бы мужчина. Нетривиальный выбор – это прерогатива мужчины: он, как правило, в любом случае находит женщину, готовую вступить с ним в брак. Но не наоборот.
