- Так подойди же ко мне, - отозвался Були, - ибо мое оружие - всего только жалкая, ничтожная дубинка, и, как ты сам говоришь, ей с тобой не сладить.
Толпа расступилась, и Джон Стархерст стоял теперь один лицом к лицу с Були, который опирался на свою громадную сучковатую боевую палицу.
- Подойди ко мне, миссионер, и одолей меня, - подстрекал его Були.
- Хорошо, я подойду к тебе и одолею тебя, - откликнулся Джон Стархерст; затем протер очки и, аккуратно надев их, начал приближаться к Були.
Тот ждал, подняв палицу.
- Прежде всего, моя смерть не принесет тебе никакой пользы, - начал Джон Стархерст.
- На это ответит моя дубинка, - отозвался Були.
Так он отвечал на каждый довод Стархерста, а сам не спускал с миссионера глаз, чтобы вовремя помешать ему броситься вперед и нырнуть под занесенную над его головой палицу. Тогда-то Джон Стархерст впервые понял, что смерть его близка. Он не повторил своей уловки. Обнажив голову, он стоял на солнцепеке и громко молился - таинственный, неотвратимый белый человек, один из тех, кто библией, пулей или бутылкой рома настигает изумленного дикаря во всех его твердынях. Так стоял Джон Стархерст в скалистой крепости гатокского Були.
- Прости им, ибо они не ведают, что творят, - молился он. - О господи! Будь милосерден к Фиджи! Смилуйся над Фиджи! Отец всевышний, услышь нас ради сына твоего, которого ты дал нам, чтобы через него мы все стали твоими сынами. Ты дал нам жизнь, и мы верим, что в лоно твое вернемся. Темна земля сия, о боже, темна. Но ты всемогущ, и в твоей воле спасти ее. Простри длань твою, о господи, и спаси Фиджи, спаси несчастных людоедов Фиджи.
Були терял терпение.
- Сейчас я тебе отвечу, - пробормотал он и, схватив палицу обеими руками, замахнулся.
Нарау, прятавшийся среди женщин и циновок, услышал удар и вздрогнул. Грянула песнь смерти, и он понял, что тело его возлюбленного учителя тащат к печи.
"Неси меня бережно, неси меня бережно,
Ведь я - защитник родной страны.
Благодарите! Благодарите! Благодарите!"
Один голос выделился из хора:
"Где храбрец?"
Сотни голосов загремели в ответ:
"Его несут к печи, его несут к печи".
"Где трус?" - раздался тот же голос.
"Бежит доносить весть!" - прогремел ответ сотни голосов. - Бежит доносить! Бежит доносить!"
Нарау застонал от душевной муки. Правду говорила старая песня. Он был трус, и ему оставалось только убежать и донести весть о случившемся.
