К моему облегчению, она обрадовалась.
— Ну что ж, полагаю, спешить сегодня не будем. Но завтра же первым делом твой батюшка сообщит ему.
Затем она принялась живо перечислять все, что следует сделать к свадьбе. Я уселась на край кровати и молчаливо слушала ее, когда она ходила взад и вперед по небольшой горнице. Отец мой тем временем, с улыбкой извинившись, вышел из помещения, но прежде мы, когда он остановился в дверях, обменялись понимающими взглядами. Я тоже улыбнулась, хотя и с некоторой грустью. Впрочем, я была уверена в том, что могу положиться на родителя и он поможет мне в осуществлении моего замысла.
И моя уверенность не подвела меня. Той же ночью, когда я вернулась к себе после вечерней трапезы, я обнаружила под своими одеялами старый жакет, мужскую кожаную куртку и короткие штаны, принадлежавшие некогда моему младшему брату.
Задержавшись ненадолго, прежде чем потушить свечу, я написала записку, где сообщала о своем уходе. Еще днем я составила мысленно трогательное послание, но теперь, когда подошло время перенести слова на бумагу, уже раз испытанное чувство вдруг показалось ненастоящим и преувеличенным. Я неуверенно грызла свое перо, ища вдохновения. Наконец, я остановилась на нескольких скупых фразах, не очень нежных, зато более правдивых, чем любое цветистое прощальное послание:
«Я должна уйти. Не беспокойтесь обо мне. При случае пришлю весточку. Дельфина».
Спрятав записку, я разделась и зарылась под одеяла. Мне удалось заснуть, и, проспав два или три тревожных часа, я встала задолго до рассвета. Собрав при свете небольшой свечки несколько предметов, которые намеревалась взять с собой, я молча натянула чужую одежду.
Конечно, это был роскошный наряд для молодого подмастерья. Жакет, хоть и поношенный и слегка вышедший из моды (да, он был одного темно-синего цвета, без буфов и прорезей на рукавах), мог еще послужить. Алые короткие штаны более соответствовали моде, будучи того же яркого цвета, какой носили в то время большинство молодых мужчин. Одеваясь, я с непривычки немного провозилась, но вскоре справилась. Нарядившись, я почувствовала, что краснею в темноте, испытывая дерзкое ощущение свободы — нет, почти обнаженности — без вороха юбок на теле. Должно пройти некоторое время, прежде чем я научусь носить этот наряд, не чувствуя себя голой.
К несчастью, мне надо было справиться не только со смущением. Хоть на мне были простая коричневая куртка, а под ней женская, заменявшая рубашку сорочка, жакет так облегал мои женские округлости, что выдавал мой пол. На миг задумавшись, я снова стащила с себя одежду и проворно разорвала запасную сорочку на длинные полосы. Затем я тщательно, будто перебинтовывая рану, обмотала ими грудь, пока выдающиеся вперед выпуклости не скрылись из виду.
