У ангела болели зубы | страница 21
— Ты что, мужик?!..
— На колени — и к ограде. Быстро!..
От такого голоса не то что мороз по коже — изморозь на сердце сухой коркой осядет. Одному только и удивлялся Сашка, как земля под его тяжестью не прогибалась. Каждый мускул, каждая клеточка тела такой неимоверной мощью дышали, не троих подавай — толпу — всех бы смел, как шары с бильярда… Без сожаления и жалости.
Двое ребят уже на корячках стояли, а третий оседал медленно, не отрывая глаз от Сашкиного лица, словно все еще поверить не мог, что существует на свете такая нечеловеческая сила. К ограде поползли не оглядываясь… И перемахнули через нее, как легковесные крысы.
Назад, в храм, тяжело Сашка шел, словно огромный груз — свою силу — на могучих плечах нес. А в храм вошел — исчезла тяжкая сила, ушла без следа… Опустился Сашка перед алтарем на колени. Легко стало на сердце, а душа — словно в чистый лист бумаги превратилась. Ребенок пред Богом стоял, просто мальчик…
Заскрипела Сашкина шея, потому что еще ни перед кем не гнулась:
— Да будет воля Твоя, Господи!..
Ты даешь светлую воду жизни, но во что мы превращаем ее безумием своим?.. И что мне сказать, Господи, в оправдание свое? Ты — давал, я — тратил; Ты покрывал долги мои, я — тратил втрое; Ты — направлял путь мой, я же в гордыне своей говорил: «Я иду!»
Скрипит Сашкина шея, клонится ниже и ниже:
— Да будет воля Твоя!..
Что, что же сказать мне, Господи, в оправдание свое?.. Что защитит меня от гнева Твоего: потраченное ли втрое или мудрость человеческая которая говорит так, словно нет ничего невозможного и нет ничего преступного?
Клонится Сашкина шея, шепчут губы:
— Да будет воля Твоя!..
Ты — милость и жизнь, и Ты — жертва. Потому что за спиной пожирающего грех человека распинают Спасителя его и на месте несотворенной молитвы торжествует грех. Что же сказать мне в оправдание свое, Господи?..
Заплакал Сашка. Впервые в жизни, после детства, теплыми и тихими слезами заплакал…
Время прошло — встал Сашка, оглянулся… Сзади Леночка стоит: руки к груди прижала и на икону Божьей Матери смотрит. Ничего больше не видит кроме нее и в глазах ничего кроме тихой и светлой мольбы…
Утром, к семи часам, на утреннюю службу батюшка Михаил приехал.
Сашка и Леночка — в сторонке, возле входа стоят. Усталые оба, со стороны посмотришь, вроде как едва ли не к друг дружке жмутся. Но смешно — и стесняются словно чего-то.
Анастасия Филипповна — прямиком к батюшке: шепчет что-то ему на ухо, шепчет… А тот только улыбается и головой кивает.