— Мама, прошу тебя, сожжем его, не надо распечатывать, она не хочет, я не хочу.
— Имеем же мы право знать, — сказала Валери.
Я посмотрела на нее в упор, на ее перекроенный нос.
— Уж тебе никто никогда не напишет из Перу, поэтому ты и хочешь, чтоб письмо распечатали.
Мама грустным голосом обозвала меня злюкой.
— Неужели смерть Клер не послужила тебе уроком? Подумай, как бы тебя мучила совесть, если бы Валери умерла, после того как ты с ней так разговаривала.
Я не пожелала отвечать. Мама ножом вскрыла конверт, вынула оттуда квадратный листок бумаги, не обычной почтовой бумаги, а просто листок, вырванный из рабочего блокнота, чтобы побыстрей черкнуть несколько строк Клер. В последнюю минуту мама сказала:
— У меня не хватает духу, прочтите вслух вы, Ален.
— Нет, — сказал Ален, — пускай лучше прочтет отец.
— Ну что ж, — сказал папа, — пусть будет, как в песенке: самого маленького съедают первым, иди-ка ты сюда.
Я не поверила, но папа улыбался краешком глаза, как, должно быть, улыбался Люлю Диаман, как улыбался Клер, когда, повязав галстук жемчужного цвета, вел ее есть устрицы. Именно такого папу я любила. Я взобралась к нему на колени, и выглянувшее из-за тучи солнце в мгновение ока пронеслось над столом и тотчас скрылось опять. Папа развернул листок, я старательно прочистила горло.
— Начинать, папа?
Он кивнул со слабой улыбкой. Может быть, ои пробежал глазами первые строчки. Почерк был неразборчивый, поэтому читала я медленно.
Икитос, 5 июля
Моя козочка,
42° в тени. Сплю мало, работаю много. Люди вялые, из-за жары невозможно их расшевелить. Сильные ливни превращают все кругом в болото. Бесконечные трудности… пожалуйста, переверни страницу…
…и однако, я нахожу время скучать по тебе.
Чем ты занимаешься? Что поделываешь? Мне просто необходимо знать, что ты счастлива. Ничего не попишешь, так уж мне, видно, в жизни суждено! Мне не терпится показать тебе tq, что я отснял. У меня тысяча всяких планов для нас обоих. Многосерийный телевизионный фильм для Канады и итальянская документальная лента об автомобильных гонках, в общем, сама увидишь. Я тебе все расскажу. Думай обо мне крепко-крепко, я это почувствую, и мне будет казаться, что ты мне написала.
Вернусь 12 или 13 июля, может быть, раньше, чем это письмо до тебя дойдет; почта здесь несколько странноватая. Я тогда тебе телеграфирую. Да здравствуем мы! Нежно тебя целую.
Фредерик
Валери ахнула, тыча пальцем в кого-то невидимого, она сказала:
