Гедонисты и сердечная | страница 75



Прилетели самым ранним самолетом, чемодан пристроили у гостиничного портье: номер будет свободен после двух – и шляться. По узкой улочке мимо пахнущего океаном прилавка с перламутровыми раковинами устриц, белыми омарами и розоватыми крабами вышли на площадь. Поглазели на простор, вдохнули парижского воздуха…

Здорово!

Иди, куда глаза глядят.

Взгляд уперся в стеклянную махину оперного театра. А что! Зайдем. Вечером будет удобно возвращаться.

Но балет на музыку Шнитке давали в другом здании, билеты, правда, можно и здесь купить. Смуглый англоговорящий кассир поиграл на клавишах компьютера и повернул к ним дисплей. На плане зрительного зала мигали красным два кресла во втором ряду партера. По сорок евро штука.

– А подешевле нет? – Марфа наклонилась, чтобы просунуть голову в окошко. Жалостливая интонация, лукавая улыбка – в России иногда действовало, доставали припрятанное.

– За час до начала в самом театре. – Кассир вежливо улыбнулся и развел руками. Посочувствовал.

– Хочешь пойти? Берем эти! – Филипп даже расправил плечи от своей храброй готовности.

– Модерновая хореография… Шнитке… Дубинин его не любит… Доживем до вечера, захочется и будут силы – попробуем стрельнуть лишний билетик.

Добровольное самоограничение нисколько не подпортило настроение. Куда пойти? Конечно, в «Оранжери». Когда музей открылся после по-нашему долгой реставрации, началось паломничество. Не попасть было. Теперь ноябрь, очереди, наверно, уже нет.

В Тюильри – как будто все еще лето – хаотично расставлены железные стулья с разновозрастными телами, повернутыми к солнцу. Тепло, безветренно. На взгорке, там, где в прошлый раз очередь обвивала высокий параллелепипед музея, подозрительно безлюдно.

Засмеялись. Как сказали бы Дашины подружки на своем птичьем языке: опять облом. Теперь-то в чем дело? А, во вторник – выходной. Значит, приедем завтра.

А что сейчас?

Удивительно, но Марфа нисколько не рассердилась, хотя Филипп и почувствовал себя виноватым: элементарную же вещь упустил…

– Мне кажется, тут недалеко церковь Мадлен… Давай посмотрим? – кротко предложила она.

На широкой и высокой каменной лестнице, ведущей к входу в храм, как птицы на проводах, сидели молодые и старые, в одиночку и парами. Большинство с ленцой поддевали еду из прозрачных пластиковых коробок и направляли ее в рот – святое для французов время ленча. Остальные просто глазели вокруг, нисколько не напрягая проходящих мимо. Это в Москве даже в метро бывает неловко от взглядов. Неодобрительных, пристальных. Зачем оценивают – и сами не знают. Здесь – каждый сам по себе… Парижане умеют созерцать бескорыстно.