— Но тогда я творю амфионию каждый день, — рассмеялся я. — Это же всего лишь прогулка…
— Господин Журден! — воскликнул барон дʼОрмезан. — Вы говорите сущую правду: вы творите амфионию, сами того не ведая.
* * *
Тут как раз из отеля вышла большая группа иностранцев; барон устремился к ним и заговорил с ними на их языке, затем обратился ко мне:
— Как видите, я полиглот. Знаете что, идемте-ка с нами. Я исполню этим туристам небольшую антиопею, нечто наподобие амфионического сонета. Это творение приносит мне больше всего денег. Оно называется «Лютеция» и благодаря некоторым вольностям, не поэтическим, но амфионическим, позволяет за полчаса показать весь Париж.
Мы, то есть туристы, барон и я, взгромоздились на империал омнибуса, следующего от Св. Магдалины до площади Бастилии. Когда мы проезжали мимо Оперы, барон громогласно об этом оповестил. Затем, указав на отделение Учетного банка, объявил:
— Люксембургский дворец. Сенат.
Перед кафе «Наполитен» он торжественно возвестил:
— Французская академия.
Банк «Лионский кредит» он представил как Елисейский дворец и, продолжая в том же духе, на пути к площади Бастилии показал все наши главные музеи, Нотр-Дам, Пантеон, церковь Святой Магдалины, крупнейшие магазины, министерства и дома наших выдающихся людей, усопших и живых — одним словом, все, что надлежит увидеть иностранцу в Париже. Мы сошли с омнибуса. Туристы щедро расплатились с бароном дʼОрмезаном. Я был в восторге и сказал ему об этом. Он сдержанно поблагодарил меня, и на том мы расстались.
* * *
Некоторое время спустя я получил письмо, на котором в качестве обратного адреса значилась тюрьма во Френе. Подписано оно было бароном дʼОрмезаном.
«Дорогой друг, — писал мне творец нового искусства, — я сочинил антиопею под названием „Золотое руно“, В среду вечером я исполнил ее. Из Гренеля, где я живу, я поплыл на пассажирском пароходике. Как вы понимаете, то была научная отсылка к мифу об аргонавтах. Около полуночи на улице Мира я разбил витрины в нескольких ювелирных магазинах. Меня крайне грубо арестовали и посадили в тюрьму под тем предлогом, будто я присвоил различные золотые вещицы, которые символизировали собой золотое руно — цель моей антиопеи. Следователь и слушать не желает про амфионию, так что я буду осужден, если вы не вступитесь. Вы же знаете, я — великий художник. Засвидетельствуйте это и вызволите меня».
Так как я ничем не мог помочь барону дʼОрмезану, а кроме того, не люблю иметь дело с правосудием, я не ответил на письмо.
