* * *
Чево-вам и Бабо продолжали пускать друг другу пинтами кровь в честь Шансесс, которая теперь выплясывала маклотт на пару с Гийамом под громкую песню закипавшего чайника. Бабо слабел. Чево-вам лишил его пуговиц на штанах, штаны упали, и из них показалась задница — двуличная, кривая, жалкая, как две четверти луны. Вскоре, после ловкого удара, нанесенного Чево-вам, естественная ложбинка между ягодицами, желтовато-коричневая и поросшая волосами, окрасилась кровью, и этот рассветный багрянец исторг у Бабо стоны. Он причитал:
— Ладно-ладно, не буду я делать бум-бум с Шансесс. Ай, Чево-вам, как у меня яички болят!
А Чево-вам распалялся все больше.
— Ах, у тебя три яичка! Ах ты лакомка! Ухажер!
И он нанес ему такой удар ногой в живот, что Бабо упал на свою задницу, окровавленную, словно у него были месячные; Гийам и Шансесс тем временем завершали маклотт.
* * *
Но настал великий миг!
Чево-вам, пьяный от крови, ринулся на Бабо и ножом взрезал ему грудь. Бабо тихо хрипел:
— Прах меня побери! Прах меня побери! Прах меня побери!
Глаза его закатились. Чево-вам выпрямился, держа Бабо за руку. Он принялся перепиливать своим ножом эту руку в суставе. Бабо кричал:
— Ай! Ай! Скажите моей Мари, что я посылаю ей поцелуй любви!
Но Шансесс закричала:
— Она вам наставила рога!
А Бабо тем временем в последний раз дернулся и умер, как рыба у ног рыбака.
Чево-вам продолжал орудовать ножом… Наконец кисть отделилась от руки. Чево-вам испустил вопль, выражавший свирепость и удовлетворение. Поскольку на его пиджаке, порыжевшем от старости и забрызганном кровью, был нагрудный карман, Чево-вам засунул в него отрезанную руку с кистью, поникшей, как прекрасный цветок…
Лампа мерцала и коптила. На огне ярилась вода — она гнусавила, храпела, ворчала. Чево-вам рухнул на скамью и ласково перебирал струны гитары. Гийам сказал:
— Чево-вам, задница моя разлюбезная, прощайте! Я всегда буду вас любить. Бегите нынче ночью, потому что завтра вас сцапают жандармы. Я возвращаюсь в больницу, и меня будут бранить за опоздание.
Он потихоньку ушел, и его шаги долго слышались на дороге…
* * *
Чево-вам и Шансесс посмотрели на тело. Кипела вода. Внезапно Чево-вам вскочил и запел:
…Прощай!
Мне нынче выпала судьба
Навек покинуть милый край,
Я больше не вернусь сюда…
— Только не проболтайтесь об этом, — сказала Шансесс, — умоляю вас, Красавчик!
Она приблизилась к Чево-вам. Их разделял труп. Они обнялись и расцеловались. Но между ними оставалась рука мертвеца, торчащая из кармашка, прямая и похожая на стебель с пятью лепестками.
