Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт | страница 22
Я проснулся и понял, что сон этот — событие в моей жизни и в жизни человечества. Час же, в который он мне приснился, не оставлял никакого сомнения в его правдивости. Тем не менее, поскольку он опровергал догматы, на которых зиждется христианство, я не решился пересказать его папе. На следующую ночь мне был утренний сон, в котором Пресвятая Дева, стоя между двумя женщинами, возвещала: «И вы — матери Бога, но люди не ведают о вашем материнстве!» Тут я проснулся, весь в поту. Все сомнения у меня исчезли. Я прочитал вслух несколько псалмов из литургии, тех, в которых славится Троица. Отслужив мессу в церкви Санта-Мария-Маджори, я отправился в Ватикан просить Его Святейшество об аудиенции, которую и получил. Я поведал папе обо всем, что произошло. Папа молча выслушал меня и мгновение раздумывал над тем, что я сказал. Закончив размышлять, он строго приказал мне прекратить какие бы то ни было теологические занятия и перестать думать о вещах невозможных и лишенных всяческого смысла, ибо только злой дух мог заронить их во мне. Он предписал мне явиться к нему на аудиенцию по истечении месяца. Стыд и боль снедали меня. Я вернулся к себе в уединенный монастырь и расплакался. Священный припев «Их было трое…» снова зазвучал у меня в душе. Собрав всю свою волю, я противостоял ему как искушению. Я падал во прах перед Господом.
Целый месяц я строго постился и подвергал свою плоть двенадцати умерщвлениям, что рекомендованы отшельником Гарфиусом в книге второй его «Мистической теологии». Особенно подвергал я себя пяти последним — умерщвлению тяги к познанию, умерщвлению совести, умерщвлению любого душевного беспокойства, умерщвлению воли и безропотному несению любого несчастья во имя любви к Господу. По истечении месяца после этого покаяния та убежденность, что по совершенной случайности запала мне в душу, укрепилась в ней, и я вновь предстал перед Его Святейшеством; тот очень участливо спросил, расстался ли я с химерами, которые злой дух еретичества вдохнул в меня. Вместо ответа на ум мне пришли лишь эти слова: «Их было трое на Голгофе…» — «Увы! — воскликнул папа. — Этот человек одержим бесом!» Тогда я пал перед ним на колени. Я говорил об умерщвлениях плоти, которым подвергал себя, и умолял первосвященника изгнать из меня беса. Со слезами на глазах он уверил меня в том, что Бог будет благодарен мне за это добровольное уничижение; потом он, как и положено, изгнал из меня беса. Я тут же покинул папский двор, не упорствуя более, поскольку был совершенно уверен, что мысли мои вдохновлены не диаволом, но Богом, ибо никакой экзорцизм