Три месяца молчания, раздумья и неутихающей, ноющей боли в области груди сделали свое черное дело. Я не выдержала, собралась и выложила всю правду об истинном положении вещей.
Ответ пришел почти сразу, буквально через пару часов. Я даже испугалась, но не звука оповещения доставки, а самого письма, а точнее его содержания. Мне было не по себе, но переборов страх, я все же удостоила его чести открыть.
«Это ведь шутка, да?».
«Нет».
Наступило молчание, я нервно проверила почту несколько раз, но она была пуста. Спустя десять минут раздался звонок. Вызов был из Москвы.
— Привет, — тихо послышался из трубки голос, который заставил меня прослезиться. — Как поживаешь?
— Жутко скучаю, — отвечаю, а сама еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.
Следующим действием развернувшейся драмы стал допрос. Вопросы сыпались один за другим. Я честно отвечала на все. Но они были лишь фоном и только один важным:
— Почему ты не поделилась со мной?
Слова её прозвучали вовсе не вопросительно, скорее — обвинительно. Но… что, по её мнению, еще оставалось мне делать?
— Прости. Я сожалею и пожалуйста, если сможешь… — Не успев договорить, посреди моего монолога, она оборвала меня:
— Нет. Это ты меня прости. Я была слишком зациклена на себе. Я такая дура. Без тебя мне было так одиноко, словно я потеряла саму себя. Обещай, что больше не дашь такому повториться?
— Обещаю! — заверила я.
Воцарилась тишина. Неожиданно я поняла — Кристина плачет.
— Друзья? — переспросила она.
— Друзья — ответила я.
А потом пошло, поехало. Словно мы и не ссорились. Никакого раздражения или неловкости.
— Что ты хочешь на завтрак, милая моя? — весело пропела она в телефонную трубку.
— То есть на ужин?
— А?
— Ты забыла про часовые пояса!
— Ой, точно.
— Знаешь, меня всегда поражали твои знания в области географии, — подкалываю её я.
— Умолкни! — восклицает она. — Не всем быть такими зубрилками, как ты.
— Ха-ха, — мы обе заливаемся звонким смехом.
— Так что ты хочешь на ужин? — копируя мой голос, воспроизводит она.
— Много мороженного! — завопила я.
— Фисташкового с шариком ванильного, шоколадным соусом, украшенного свежей клубникой и мятой?!
— Да, да, да! — мурлычу я. Кто, как не она, знает обо всех моих предпочтениях.
— Уже делаю заказ. Жди!
Мы снова хохочем. Я чувствую себя живой. Счастливой. И знаю, она испытывает схожие чувства. Но наряду с этим, я отчетливо понимала, что последнее время было искажено болью и страданием у нас обоих. Не было и тени сомнения, что сколь отчаянно мы тянулись к прежней жизни, уже означало — в душе она ничуть не хуже меня осознавала, что это больше невозможно. И так, как было раньше, уже продолжаться не сможет.
