В письмах из зоны режиссер будет радоваться, что Балаяну дают снимать фильм: «Рома! (читать в одиночестве)
За день до твоего письма получил от Киры Муратовой. Какой нежности и глубины человек. Мудрая, гордая, красивая. Она будет снимать «Княжну Мери». Какое совпадение, что можно взять Наташу Бондарчук, а на княжну Веру – Чурикову. В случае, если она возьмет Виктора Джорбенадзе консультантом, то будет здорово – все именья, костюмы, музеи, Грибоедов и Воєнно-Груз (инская) дорога – все будет предоставлено ей. Мне очень дорого ее внимание и доброта. Рома – «Каштанка» действительно может стать гениальным фильмом. В случае, если не утратится главное. Это мир, человек и животное. Человечность и животность. Слияние одного с другим. Пытаюсь подарить тебе три эпизода. Думаю, что первый гениальный.
Эпизод.
Дрессировщик держал в руках сдохшего гуся… Ритмично раскачивалась безжизненно свисающая шея сдохшего гуся…
Каштанка шла за дрессировщиком и нюхала сдохшего гуся…
Дрессировщик бесцельно открывал крыло сдохшего гуся.
Крыло само по себе закрывалось, и почему-то дрессировщик сам по себе открывал его…
Потом неожиданно стал общипывать пух на груди сдохшего гуся…
Пушинки летели по комнате, падали на ковры…
Каштанка пятилась назад и смотрела…
Дрессировщик общипывал пух на груди сдохшего гуся и собирал его в темный мешок, собирал пушинки с ковра, со стульев, с халата и неожиданно посмотрел на Каштанку. Каштанка заскулила.
Дрессировщик расправил мешок с пухом и зашил его, потом простегал и вышел в комнату, где жили животные… Дрессировщик положил в угол сделанную им подстилку и окликнул Каштанку.
Он погладил Каштанку по голове и уложил на подстилку…
Каштанка поддалась дрессировщику, но тут же встала с подстилки, как только осталась одна…
Каштанка обнюхала подстилку и… заскулила.
Ночью Каштанка мерзла на голом полу…
Она снова обнюхивала подстилку, набитую дрессировщиком пухом сдохшего гуся, и снова скулила…
Потом завыла…
Как белый призрак, раскачивался от незримых сквозняков на вешалке белый атласный костюм с газовым жабо.
Незримые сквозняки колыхали забытый пух и прятали его под шкаф…»
Параджанов восхищается эстетикой Светланы Щербатюк:
«Всегда меня поражает твое «ассорти» открыток… Это очень большая радость для меня. Как много прошло с той горячей и сумбурной поры, когда мы были вместе и не осознали это, и разбежались; спасая каждый себя. Я жду того часа, когда ты со своего балкона выбросишь свою мебель и соберешь все, принадлежащее сыну в Киеве и Тбилиси, и растворишься в красоте. Уже время. Если это не вызывает неприязнь и отвращение».
