В зимних Карпатах проходил практику учащийся высших режиссерских курсов Иван Драч. Ему запомнился режиссер чрезмерно, несравненно ярким: «Я очутился в этом кинодействе, влюбился, конечно, в Параджанова, как каждый неофит, который идет на зов такой яркой зари».
Множество карпатских сел объездил в начале 1960-х Сергей Иосифович в поисках истинного гуцульского духа для фильма. Еще задолго до начала съемок он решил, что большинство ролей в картине сыграют не актеры, а земляки Коцюбинского, настоящие гуцулы. Он нашел таких в поселке Верховина (Ивано-Франковская область).
«Он стал жить среди гуцулов, учить обычаи и звать людей в кино, – вспоминает пенсионерка Г. Бойчук. – Я сразу не согласилась, потому что много работы было, но уже зимой пошла на съемки. Снималась во многих массовых сценах». Каждый эпизод согласовывал с гуцулами, и лишь однажды возник спор. Параджанов хотел снять сцену свадьбы, где на молодых надевают ярмо. Гуцулы восстали: «Опозорить нас хотите? Мы никогда так не делали». Режиссер настаивал на своем, долго пояснял разгневанной массовке символическое значение этого момента в фильме, говорил о том, что Иван женится на Палагне, заведомо зная, что им обоим придется тянуть ярмо собственного брака. Мудрые гуцулы с доводами согласились».
«Когда снимали сцену похорон и женщины плакали, Сергею Иосифовичу все не нравилось. Он спросил, почему они неестественно плачут. Женщины ответили, что сильно плакать могут только по тому, кого хорошо знают. Привели старика, положили в гроб, и тут все как заревели…» – вспоминают свидетели. Сцены с колдовством консультировал настоящий мольфар (знахарь) И. Шкрибляк, который потом в одном из эпизодов сыграл самого себя.
В доме, где жил режиссер, сегодня музей. Вся хата из дерева, внутри старинная мебель ручной работы, только выцветшие занавески на окнах – городская мануфактура. Их повесил еще Параджанов, он не понимал, как гуцулы могут спать с «голыми» окнами. «Увы, у нас не так много экспонатов, связанных с фильмом, – вздыхает директор музея Г. Мокан. – В основном это переснятые фотографии и одежда, в которой снимались актеры. Есть посуда и мебель». Каждую субботу в этом доме у Параджанова собирались гости.
Режиссер готовил для всех армянские и грузинские блюда. «Он любил создавать театр вокруг. Однажды взял бутылку сухого вина, перевернул ее на одном конце дождевого желоба, быстро побежал к другому, открыл рот и пил до последней капли», – вспоминает Бойчук. Жители говорят, что в хату к Параджанову ходили, как в церковь. Каждый хотел оставить мастеру подарок: вышивали рушники, сорочки, дарили старинные иконы. Возможно, именно поэтому, когда режиссер вернулся в Киев с массой карпатских сокровищ, и пустили слух, что он просто обчистил гуцулов. «Это неправда, ему много всего дарили. Это было за счастье. Но и он поступал так же, – говорит Мокан. – Каждый раз из Киева привозил несколько коробок с киевскими тортами, звал всех в гости и угощал».
