— Люди, которые пытались вас убить, работают на Бароне.
— Я думала, на Миша.
— Это одна компания. Как и говорил Питман, Миш приехал сюда, чтобы вложить в какое-то дело южноамериканские деньги.
Ларкин смотрела на него с той же задумчивостью, какая владела ею все нынешнее утро.
— Я хочу спросить вас кое о чем, — сказала она. — Вы говорили вчера, что мне хочется, чтобы на меня смотрели. Почему вы так решили?
Пайк полагал, что это — вещь очевидная.
— Вы ощущаете себя невидимкой. Если никто вас не видит, значит, вас просто нет, вот вы и добиваетесь, чтобы вас увидели.
Между бровей у Ларкин обозначилась мягкая складка, однако рассерженной или обиженной девушка вовсе не выглядела.
— Господи, неужели мои побуждения так очевидны?
— Да.
— Но как вы это поняли? По тому, как я танцевала в баре? Сходите на праздник Марди Грас, посмотрите, что творится там.
Пайк, подумав немного, решил привести пример:
— Тогда, в пустыне. Я заметил, как вы смотрели на отца. Вы пытались понять, обращает он на вас хоть какое-нибудь внимание или нет. А он разговаривал только со мной, адвокатом и Бадом. И вы брякнули нечто грубое. Вам нужно было, чтобы он взглянул на вас.
Она отвернулась к окну:
— Мне безразлично, смотрит он на меня или нет.
— Сейчас, возможно, и так, но прежде — нет. Если бы вам было все равно, вы бы этого не добивались.
Ларкин снова перевела на него взгляд, складка между бровей у нее уже разгладилась:
— А как вы-то научились различать все это с такой ясностью?
О себе Пайк никогда никому не рассказывал и людей, которые делают это, не ставил ни в грош, однако сейчас он решил, что Ларкин имеет право получить ответ на свой вопрос.
— Мы с родителями смотрели телевизор — я, мама, отец — или ужинали, и что-то вдруг выводило отца из себя. И тогда мой старик вытряхивал из меня душу — или из мамы. Я научился отслеживать кое-какие знаки. Как у него обвисают плечи, сколько бухла он себе наливает. Мелочи способны сказать очень многое.
Когда Пайк снова взглянул на Ларкин, лицо ее было полным печали.
— Понимаете, я увидел, что происходит между вами и вашим отцом. Вы нуждались в чем-то, что он мог дать вам, но не давал.
Она сказала:
— Спасибо за то, что постарались понять меня.
Пайк кивнул.
— Бад сказал Гордону и отцу, что вы сможете меня защитить. И, по-моему, он был прав.
— Больше он ничего не говорил?
— Только одно: мы можем верить, что вы свое дело сделаете.
Пайк ничего не сказал ей на это, да и лицо его не выразило ничего: он скрывал от Ларкин свою печаль, как скрывал и все остальное.
