Машка приходит, как приходит ураган. Сапоги летят в один угол, дубленка — в другой. Музыка врубается на всю громкость. Холодная котлета съедается на ходу, а затем жирными пальцами она хватает новый журнал. Я стоически терплю все это в течение получаса. Но когда Мыша, не сняв дорогой джемпер, заваливается на диван с очередной котлетой, я не выдерживаю.
— Сними джемпер! Опять будет жирное пятно!
— Мне некогда. Поем и побегу.
— Куда это ты побежишь? Мы же договорились: сегодня уборка.
— Я занята. Что за идиотизм — обязательно затевать генеральную уборку перед праздником? Праздник — это отдых.
— Это у тебя отдых. А у меня в будни нет времени, значит, надо убирать в выходные… И не ешь на диване. Можно же сесть за стол. Его для этого придумали.
— А ты сама? Ты сама ешь лежа. Я видела.
Звонит телефон. Мыша кидается к нему, словно год просидела на необитаемом острове.
— Нет, это не она. Это я.
Протягивает мне трубку:
— Видишь, у нас даже голоса одинаковые. Так что не ори на меня.
Интересный аргумент в пользу своего свинства. Звонит Танька. Зовет завтра к себе. Нет уж. Терпеть не могу эти стародевичьи посиделки с тоской во взоре и с натужным весельем. Мне сразу вспоминается какой-то спектакль о послевоенных годах в селе. Бабы сначала пьют, потом поют и, наконец, рыдают. Увольте. Лучше я тихо-мирно посмотрю телевизор и выпью ликерчика в гордом одиночестве. Между тем мы продолжаем выяснение отношений с Мышей. Заходим в этом весьма далеко. Вот уже кульминационный момент.
— Ты неблагодарная эгоистка! Я всю жизнь стараюсь для тебя как проклятая! — это, естественно, говорю я.
— А я не просила… — это уже Машка.
— Вся ваша порода такая! Безответственная, бесчувственная порода!
— Ты сама мне отца выбирала. У меня, между прочим, не спрашивала…
Я вовремя вспоминаю, что отец — это святое. Его же теперь не поменяешь. И если продолжить тему, то я начну орать про то, что он — скотина, скотина, скотина… А это совсем не поднимает настроение перед Новым годом. Как хорошо, что опять звонит телефон! И Мыша с разочарованным видом снова протягивает мне трубку.
— Твоя Люся припадочная. Не занимай линию. Я звонка жду.
Люся тоже зовет к себе. И меня, и Таньку. Люся — последняя из могикан. Я называю ее образ жизни «открытый дом со столом для господ офицеров». Они с мужем живут, словно никаких лет победившего капитализма не было и нет. Варят картошку, солят грибы. Кормят всех, кто припрется. К ним по-прежнему можно приходить без звонка. В квартире толкутся их друзья и друзья их сыновей. Бывшие невесты, будущие жены, новые женихи бывших невест. Разведенные жены старых друзей и старые друзья разведенных жен. Сумасшедший дом. Но очень веселый. Раньше мы каждый Новый год с подросшей Машкой отправлялись к ним, буянили до утра. Теперь Машка празднует в своей компании. Нет, раз уж решила сидеть одна, значит, буду сидеть одна.
