Сергей Павлович вошел в библиотеку. Рената стояла возле распахнутой в ночную осень балконной двери. Он всегда угадывал по ее спине, когда она скрывала слезы…
— А где же наши гости? — спросил он недоуменно.
Рената повернула сухое, застывшее лицо.
— А гости наши, то есть ваши, улетели и оставили тебя с носом.
— Рената, признайся, ты опять начудила, испугала девушку… Может, ты ей сказала, что я — сексуальный маньяк? И что, Алеша тоже ушел?
— Да, и твой Алеша тоже ушел, причем с ней. И я ничего ей такого страшного не говорила. Просто юность всегда тянется к юности. Вот так, Сережа.
Сергей поднял с пола шубу и накинул на нее. Она передернула плечами, но шубу не сбросила…
Сегодня Рената увидела бомжей. Вообще-то, ей негде было их видеть. Во двор дома, где располагалась ее квартира, посторонние попасть не могли. Сюда, в сад, тоже. По городу она передвигалась в автомобиле, и кто там мелькал за тонированными стеклами — Бог весть… А сегодня она поехала к тете Кате, единственной из близких родственников, кто остался в стране. Родители, тетки и племянники с Ренатиной помощью давно перебрались за рубеж. А тетя Катя упиралась, не хотела бросать могилки мужа и сына. Вот в тети Катином дворе, возле подъезда, выйдя из машины, Рената их и увидела. Двое мужиков цвета позднего баклажана направлялись от мусорных бачков навстречу такой же синюшной бабе. Женщина весело, как-то странно приплясывая, махала мужикам ручкой: «Привет! Сто лет вас не видели!» И они всей компанией, словно группа пионеров, собирающих металлолом, возбужденно переговариваясь, побрели куда-то вдаль… Рената поняла, что стоит и смотрит им вслед.
«Что же это я? Бомжам, что ли, позавидовала? Да нет, просто показалось, что они свободны… Хотя какая у них свобода, они же связаны по рукам и ногам болезнью, пьянством… Зачем я вообще возвращаюсь то и дело в эту страну? Здесь же никого нет. Делами я давно не занимаюсь… Что меня сюда тянет? Преступника тянет на место преступления…» Потом, уже у тети Кати, она вроде бы отвлеклась, рассказывая о маме, о брате. Но старушка как на грех вытащила давние черно-белые фотографии, на которых она, Рената, светящаяся молодостью, голенастая и смешная, смеялась и корчила рожи. А теперешняя Рената, красивая, вылепленная массажистами и стилистами, вдруг замерла, словно прислушиваясь к дальнему звуку. Звук был отвратительным, глухим и хриплым… Депрессия двигалась на нее неотвратимо, словно неуправляемый грузовик. Она наезжала на Ренату всегда именно осенью, и бесполезно было прятаться от нее в переулках Парижа, на набережных Венеции и на берегу Атлантического океана. Когда-нибудь этот грузовик нагонит ее… Но не теперь. Теперь она сделает что-нибудь, глупое, непредсказуемое.
