Однако ж по редакции с утра шкодливо разгуливало лихорадочно-приподнятое настроение. Чуть пропищало по российскому радио шесть часов вечера — а уж товарищи по работе обнесли стол Савинского своими столами, прозрачно намекая: пора! «Покой» накрыли старыми номерами газет, на журналистскую скатерть вывалили кромсанную крупными ломтями колбасу, остывшую вареную картошку, сыр, селедку, девочки из отдела информации выставили домашние салаты — и жизнь показалась виновнику торжества немудрящим и истинным раем, когда из потайных мест возникли бутылки водки и пива.
Гуляли долго, перебрали все тосты мира. Рядом с Всеволодом сидела кокетничала корректорша Эвелина — жеманная, как ее имя, но далеко не такая красивая. Она усердно оттопыривала мизинчик, когда подбирала закуску с общей тарелки, и морщилась, если кто-то из журналистов отпускал крепкое словцо. И все время подкладывала Севке «вкусненького»:
— Севочка, давай я тебе вкусненького положу! Севочка, селедка вкусненькая! Севочка, а сыр с колбаской знаешь как вкусненько? Давай бутербродик сделаю!..
Эвелина очень хотела замуж. Плотная, с большой попой и крепкими плечами, широкоскулая и склонная к бантикам-рюшечкам, она не пользовалась ошеломительным успехом у мужиков редакции, да и полосы вычитывала не шибко грамотно. Всеволод всегда относился к ней слегка иронически и в будни редко перекидывался словами. Но сегодня она оттеснила пышными бедрами от Севки весь информационный цветник, прижалась к парню выпуклым боком и упорно ухаживала, не обращая внимания на ревнивые смешки других девушек. Севка в эйфории тридцатого дня рождения перевалил некий условный предел, почуял у левого плеча облако жасминного аромата, и ему внезапно понравились духи Эвелины. Он повернулся к ней и заново рассмотрел: какой отменный у Эвелины цвет лица безо всякой пудры, как хороши сейчас ее круглые коровьи глаза с поволокой, как идет ей имидж «купеческой дочки» с картины Кустодиева и облегающее белое платье.
Севку затуманило. Широкое лицо Эвелины несколько раз промелькнуло перед ним солнцем в тучах, и единожды он поймал себя на том, что сжимает в ладонях круглые запястья корректорши и умоляет ее:
— Нет, скажи! Сейчас скажи! Потом будет поздно! Завтра придет другой день! — а она уж не кокетничала, а хныкала и пыталась вырваться.
Опомнившись, Севка отпустил «возлюбленную», и она, освобождено охнув, тут же принялась массировать кисти рук. Потом она исчезла из поля зрения пьяного поэта. Гулянка кончилась, но в кармане его оказался листок, на котором жирным ученическим почерком был выведен адрес: улица Достоевского, дом 10, квартира 31. Домашний адрес Эвелины!
