Астраханская дворянка зубами скрипела от бессильной ярости. Дело швах! Я знала, что в Москве будет нелегко, но чтобы настолько…
Короткие летние ночи бензиново-знойной Сухаревки проходили в длинных думах свежеиспеченного гастарбайтера. В постели было холодно, а в сердце пусто. Если без мужика я уже привыкла жить, то без дочери, оказалось, — практически нет. И ведь еще Чехов прозорливо заметил: «Кислород — химиками выдуманный дух. Говорят, без него жить невозможно. Ерунда! Без денег только жить невозможно!». «Дело швах, ах, дело швах!..» — рифмовала я и ворочалась на койке, часто курила в открытое окно, судорожно прикидывая, как быть.
Раз в неделю звонила дальняя тетка:
— Ну как дела, Инночка?..
Я прилагала бешеные усилия:
— Все в порядке, теть Маша. В пятницу, наверное, пойду на работу оформляться…
— Тебе деньгами не помочь? — ударяя на частицу «не».
— Ну что вы, у меня есть, хватает…
Выручил вариант, который я до поры высокомерно отклоняла, желая вступить в новую жизнь. В родном издательском доме «Периферия» устроилась в отдел дайджеста и стала ваять полосы из интернетовских материалов. Не слишком легко устроилась — в отделе кадров помурыжили, спрашивая, отчего уволилась из березанской «дочки». Звонили, судя по всему, дяде Степе. Он подгадил, такой-сякой — мне предложили место не писучее. Я… охотно согласилась. Еще бы неделя безработицы — и назад в Березань, без позорно растраченных денег и уверенности в своих силах.
Первая зарплата пролилась летним дождем на страждущий газон. Я гордо отнесла тетке сто пятьдесят баксов, остальное спрятала в фотоальбом с дочкиными мордашками и стала экономить. Ела в основном горячие слойки из уличных киосков. Вечерами расслаблялась — пила пиво и тихо плакала. Без Ленки что ни день, то сильнее всасывала в себя пустота. О личной жизни я честно старалась не думать.
К осени я в столице настолько одичала, что стала казаться сама себе скифским кочевником, отставшим от племени. Этот конник на низкорослой лохматой лошадке стал моим alter ego, я ловила себя на его мыслях, его впечатлениях, его восприятии мира: «Боги, боги мои, где я, что со мной? Что делаю в этом поселении, похожем на гигантский котел?..». Кочевник, должно быть, изо дня в день понукал коня и отстреливал мелкую лесостепную живность на прокорм. Я же понукала сама себя и хваталась за мелкотравчатые подработки, деньги отвозила домой.
Деньги так назывались скорее из уважения. Столичные доходы, о которых так много говорится во всех областных и районных центрах как о непреложном факте, шли к кому-то другому, но не к березанской журналистке Степновой. Разбогатеть я в первые месяцы не сумела. Порой казалось, что в Березани было сытнее. Стыдно признаться — хотела ездить к дочке каждые выходные, но — то дела не пускали, то пустой кошелек.
