— Лен… — В моём голосе звучала нерешительность.
— Что?
— Да вот, я всё голову ломаю, чё это Профессор так засуетился. Вроде с самого начала был ярым противником каких либо действий. И даже против «акции возмездия» возражал так, что. Казалось, готов придушить кого нибудь. А тут вдруг такая кипучая деятельность?
— Именно из-за Акции возмездия он так и суетится. Ведь, как ни крути, а противостояние неизбежно. Вот он и загорелся идеей ассимиляции, смешения двух наших культур до того, как и мы, и они будут поставлены перед фактом обоюдного существования.
— Нужны мы им, как же. — Разочаровано протянул я. Это только в коммунистических утопиях пришельцы добрые и мудрые. В реальной жизни в дальние страны людей гонит голод и сопутствующая ему злость.
— Так то теперь. А лет триста назад…
Повисла небольшенькая пауза, минут эдак на десять, в течении которой я пытался окинуть своим беспечным умишкой перспективы. Опять замаячили тень «Бваны Юрия», глупой и радостной своей улыбкой внушая надежду. Но никакой более или менее сносной программы действий в голове та и не родилось и я резюмировал.
— Дурдом.
— А то. — Согласилась моя спутница. — А что не дурдом? С моей точки зрения, вся ваша жизнь — нечто невообразимое, материализовавшийся кошмар, порождённый бредом пьяной обезьяны. А вы — ничего. Привыкли.
— Привыкли. — Вздохнул я. — Некоторым, так даже нравится.
— Вот и им понравиться. — Подытожила Ленка. — Главное, сильно не нажимать, уподобляясь христианским миссионерам в Латинской Америке.
— В мусульманство их обратить предлагаешь, что ли? — Съехидничал я.
— Зря ты ёрничаешь, Юрка. Между прочим, изначально и ваше и наше мусульманство не так уж и плохо задумано. Сам посуди, ведь ислам в своей фундаментальной основе вовсе не несет какого-то отрицательного заряда. По сути, та же «соборность», что и в христианской церкви, то же отсутствие разделения по национальному признаку, аналогичное словам Христа «под солнцем моим, то есть в церкви моей, несть ни эллина, ни иудея». В этой религии существует почитание многих святых и праведников, которых почитают и христиане. Не зря в Коране написано: «Ближе всех к нам христиане», точнее: «Самые близкие по любви к уверовавшим те, которые говорили: „Мы — христиане!“»[4].
К сожалению, в формировании некоего подсознательного страха перед мусульманством повинны европейские пропагандисты, по сути, поставившие во многом всё с ног на голову ещё со времён крестовых походов.
