.
Как видим, согласованных действий союзников не удалось добиться и к концу 1806 г., при этом и в самой русской армии после отстранения М.И. Кутузова существовала проблема взаимоотношений среди высшего командования. Так, накануне сражения под Пултуском М.С. Воронцов сообщал, что ему с трудом удалось уговорить Беннигсена написать о своих намерениях фельдмаршалу графу Каменскому. 14 декабря М.С. Воронцов участвовал в битве под Пултуском, за отличие в которой 12 января 1807 г. был произведен в полковники[98].
Не будучи ранен в предыдущих сражениях, М.С. Воронцов все же оказывается на лечении в госпитале, всему виной — удар лошади, сломавшей ему ногу. По этой причине он не участвовал в сражении 27 января у Прейсиш-Эйлау[99]. После шести недель лечения в Белостоке и по прибытии туда гвардии М.С. Воронцов назначается командиром 1-го батальона Преображенского полка и участвует в сражениях при Гутштадте и у Хайльсберга. М.С. Воронцов пишет об участии в этих битвах, как всегда, коротко, без лишних эмоций. После упорного боя 2 июня 1807 г. у Фридланда русская армия была вынуждена отойти за Неман. Во время переговоров в Тильзите М.С. Воронцову было приказано с 1-м батальоном Преображенского полка находиться в городе при Императоре Александре Павловиче. В течение двенадцати дней М.С. Воронцов каждый день видел Наполеона и присутствовал при нескольких смотрах гвардии и корпуса маршала Даву[100].
После окончания переговоров и подписания мира, по которому Пруссия лишилась половины своих владений и права содержать армию свыше 42 000 человек, М.С. Воронцов вернулся с полком через Курляндию и Ливонию в Россию и прибыл в Санкт-Петербург. «Весь год я находился в Петербурге, будучи на службе полковником гвардии, это был единственный год с 1803 по 1815, что я провел в мире»[101], — записал в воспоминаниях М.С. Воронцов.
Несмотря на возраст (в 1808 г. М.С. Воронцову исполнилось всего 26 лет), он благодаря воинским заслугам и личным качествам пользовался особым уважением товарищей. Так, в один из дней конца 1807 г. у М.С Воронцова проходили переговоры по трем поединкам. Вот их предыстория. «В царствование Александра Павловича дуэли, когда при оных соблюдаемы были полные правила общепринятых условий, не были преследованы государем»[102], — вспоминал впоследствии князь С. Г. Волконский. Исключения составляли лишь поединки без соблюдения установленных правил или когда вызов был придиркой, так называемых бретеров, за что отправляли на Кавказ. «Дуэль почиталась государем как горькая необходимость в условиях общественных»
