Бет, взглянув на меня, поджимает губы.
— Я увидела его еще в магазине, — отвечает она, продолжая окунать и окунать пакетик.
— Да что ты? И сразу его узнала? Я бы, наверное, не смогла — вот так, издали.
— Что за ерунда, он же совсем не изменился, — заявляет Бет.
Мне становится неуютно. Похоже, она видит что-то, чего не вижу я.
— Ну… — подаю я реплику. — Так странно встретить его через столько лет, правда?
— Да, пожалуй, — шепчет она.
Я не могу придумать, о чем еще спросить. Она не может быть такой равнодушной. Эта встреча должна много для нее значить. Вглядываюсь в ее лицо, в позу, ищу хоть какие-то знаки.
— Может, надо было пригласить их к нам? Посидеть, пропустить по стаканчику за встречу?
— Их?
— Динни и Хани. Это его… ну, честно говоря, я не уверена, что они женаты. Она ждет от него ребенка, вот-вот родит. Хорошо бы тебе поговорить с ней, убедить, что не стоит рожать в лесу. Мне кажется, Динни был бы тебе благодарен.
— Рожать в лесу? Весьма экстравагантно, — произносит Бет. — Но Хани[13] — очень милое имя.
И это все? Она не может так реагировать.
— Слушай, с тобой точно все нормально?
— А что со мной может быть? — удивляется сестра вроде бы искренне, но мне почему-то не верится.
Бет снова смотрит на меня, и я вижу, что она погрузила пальцы в воду. От воды идет пар, это почти кипяток, а она даже не морщится.
— Но ты с ним даже не поговорила. Вы ведь так дружили… Неужели тебе не захотелось хоть парой слов перекинуться? Узнать, что и как?
— Двадцать три года — долгий срок, Эрика. Мы теперь абсолютно другие люди.
— Не абсолютно другие — ты осталась собой, а он — собой. Мы все те же люди, которые играли вместе, когда были детьми…
— Люди меняются. Они растут, — настаивает Бет.
— Бет, — решаюсь я наконец, — что тогда случилось? С Генри, я имею в виду?
— В каком смысле?
— В смысле, что с ним произошло?
— Он пропал, — отвечает она ровно, но голос слабый, тонкий, как льдинка.
— Но ты помнишь тот день, у пруда? День, когда он исчез? Ты помнишь, что тогда произошло? — настаиваю я.
Наверное, не следует этого делать. Мне хочется и узнать правду, и растормошить, расшевелить сестру. Но я понимаю, что не должна. Рука Бет соскальзывает на столешницу, задевает чашку, чай расплескивается. Бет глубоко вздыхает.
— Как ты можешь меня об этом спрашивать? — сдавленным голосом бормочет она.
— Как я могу? А почему я не должна спрашивать? — Взглянув на Бет, я вижу, что она вся дрожит, а глаза горят гневом. Она отвечает не сразу:
