— Ты сказал Гарри, что уезжаешь сегодня? — спрашиваю я, заглядывая в окно машины.
— Да, но ты лучше еще раз ему скажи, если увидишь. Я не очень понял, внимательно ли он слушал.
— Идет. Позвони маме вечером, ладно? — Это я произношу, понизив голос.
— Ясное дело, позвоню, — бурчит он, внимательно изучая свои ладони.
Тускло светятся красным задние фары автомобиля, выезжающего на дорогу. Снова закапал дождь. Мы с Бет стоим и машем как ненормальные, пока машина не скрывается из виду. Тогда наши руки падают, почти синхронно. Ни одной из нас не хочется возвращаться в дом сейчас, когда все позади: Рождество, подготовка дома, угощения и развлечения для Эдди и родителей. Что же теперь? Ни жесткого графика, ни сроков. Ничто не подгоняет нас, не ведет, мы предоставлены самим себе. Искоса посмотрев на Бет, вижу, как капельки воды бисером собираются на распущенных ее волосах, обрамляют лицо. Я не могу заговорить с ней, не могу даже спросить, что она хочет на обед, обременить себя и ее даже такой простенькой мыслью о будущем. Кухня ломится от остатков праздничной трапезы, все надо доедать.
— Эдди просто замечательный, Бет. И ты молодец, это же твое произведение, — заговариваю я, чувствуя, что надо нарушить молчание. Однако во взгляде Бет скорбная ледяная стена.
— Я не уверена, сколько он взял от меня, — произносит она наконец.
— Все самое лучшее, — уверяю я, беру сестру за руку и стискиваю ее.
Она встряхивает головой. Мы разворачиваемся и идем в дом, совсем одни.
Когда она вот такая молчаливая, когда она вот такая бледная и застывшая, как изваяние, я вспоминаю, как она лежала в больнице. Не я ее тогда обнаружила Я только слушала описания Эдди и рисовала эту картину в своем воображении. Она лежала на боку в своей спальне, согнувшись пополам, будто как сидела на кровати, так и соскользнула на пол. Ее лица он не видел, рассказывал Эдди. Его полностью закрывали рассыпавшиеся волосы. Он сказал, что не знает, долго ли простоял в дверях, не решаясь подойти к ней, потому что боялся убрать волосы и увидеть, что они скрывают — его мать или труп матери. Конечно, ему совсем не обязательно было вообще к ней прикасаться. Он мог просто позвонить в «Скорую помощь». Но он был еще совсем ребенком, маленьким мальчиком. Он хотел все уладить сам. Хотел дотронуться до нее — и обнаружить, что она просто крепко уснула, ничего больше. Какое же мужество он должен быть в себе найти, чтобы сделать вот это — подойти и убрать с лица волосы. Я так горжусь им, что даже больно.
