— Хоть молод ты, а верно угадал, — криво усмехнулся Вобей, — не сына ищет боярин, а хитителя. Несдобровать тебе, Звездан. А потому хлебай ушицу да помалкивай.
И еще пригрозил:
— Хитрить со мною не моги. Ежели где проговоришься, мне всё с руки: ножичек под ребро — и в воду.
Так с того вечера и легла между ними неприметная с виду вражда: едут рядом — улыбаются, лягут спать — глаз не сомкнут, стерегут друг друга. Позеленел весь Звездан, отощал, последними словами клял себя за доверчивость. А Вобей скоро снова ожил. Снова стал шутить и хорохориться. Не таясь, рассказывал о вольном житье-бытье. О друзьях своих татях и об их гнусных делах.
И так смекнул Звездан: Вобей бы и сам ушел от боярина, да случай помог ему. А то, что прилип он к боярскому сыну, то и ясного дня ясней: был он при нем в полной безопасности — без нужды никто не остановит, пытать не станет, куда и почто путь наладил, не бежал ли от своего господина.
Лишь на подъезде к Новгороду расстался Вобей со Звезданом. Сел на одного коня, другого привязал к луке. Ощерился:
— Не поминай лихом! А то, что остался ты пешим, то не горюй: добрые люди помогут. Да и до Новгорода тебе два дни пути.
Крикнул так — и ускакал. И остался Звездан один на лесной запутанной дороге.
Был он теперь мало чем похож на боярского сына: кожух в дороге пообтрепался, красные сапожки пооблиняли, в шапке из куньего меха вырваны клочья, торчат хвойные иголки и сухие травинки, лицо обгорело на солнце, нос облупился…
Но недолго горевал Звездан: коней ему было не жаль, и дальняя дорога не страшила его. Ноги молодые, до места доведут.
Долго ли, мало ли он шел, а вышел к перевозу на большой реке.
Шумел перевоз. Мужики столпились с возами на отлогом берегу, ругали пьяного перевозчика, сидевшего на завалинке перед своей избой.
— Эк тебя угораздило, проклятого, — говорили мужики. — И доколь еще ждать тебя? Куды подевал дощаник?
— Ась? — пьяно ухмыляясь, приподымал перевозчик треух. — Куды ж он мог подеваться?
— Ты встань-ко, встань, — напирали мужики. — Почто сидишь, яко под иконой?
— А мне чо? — невозмутимо улыбался перевозчик.
— Узнаешь чо. Вот намнем бока, тогда и пошевелишься.
— Нету дощаника, мужики, — развел руками перевозчик.
— Како нету?
— Уплыл…
Из избы вышла жена перевозчика, сухопарая баба с острым носом и усталыми желтыми глазами на морщинистом лице. Поглядела с укором на толпу, потом на мужа, покачала головой:
— Вот те крест святой, мужички, — сказала она. — Не врет Ерошка мой: дощаник и впрямь к излуке отнесло. Оттого нехристь и пьян с утра.
