Мотая под столом ногами, Святослав лениво похлебал монастырскую ушицу, облизал ложку, отложил в сторону.
— Аль не по душе тебе наши яства? — спросила его игуменья. — Живем мы в обители нашей скромно, укрепляем дух, а не тело. Поди, княжич, погуляй, не то — тебя сестрицы во дворе позабавят.
Святослав вопросительно посмотрел на мать.
— Поди, поди, — разрешила княгиня.
Не успел он выйти, как дверь в келью снова отворилась и на порге появилась монашка.
— А вот и сестра Феодора, — сказала игуменья.
Феодора поклонилась Марии низко, до самого пола.
Княгиня успела заметить блеснувшую на ее ресницах слезу.
— Встань, — сказала игуменья. — Почто снова скорбишь? Почто звана, а не радуешься?..
— Спасибо, матушка, что не забыла, навещаешь нас, грешниц, — покорно пролепетала монашка, не подымая на княгиню глаз.
— Не грешниц, а смиренниц, — строго поправила ее игуменья.
С улыбкой разглядывая монашку, Мария невольно залюбовалась ею: стройна русоволоса, глаза большие, с пронзительной синевой.
— Откуда ты родом? — спросила она ласково.
— Из Поречья. Малкой звали меня в миру.
— И что же привело тебя в обитель?
— От хорошей жизни к нам не идут, — скорбно заметила игуменья.
Монашка бросила в ее сторону благодарный взгляд. И, успокоившись, поведала Марии свою историю.
Родилась она в деревне. Отец ее, Надей, ловил рыбу и поставлял ко княжескому столу. Жили они мирно, никого не беспокоили, и их никто не тревожил. Но приехал однажды в деревню лихой дружинник князя Юрия Андреевича Зоря, и полюбила она его всем сердцем и стала вскорости его женой. Но тут случись такое — уехал Юрий из владимирских пределов, и пожаловал князь Всеволод деревеньку и холопов, в ней обитающих, боярину Разумнику, дочь которого Досаду отдал незадолго до того за своего любимца Кузьму Ратьшича. Шибко приглянулся Зоря боярину, вот и порешил Разумник сделать его своим старостой.
— Постой, постой, — остановила ее Мария. — Что-то такое, кажись, я уже слышала. Уж не тот ли это твой муж душегуб, что едва не порешил Пашка?
Монашка побледнела.
— Про все-то ты знаешь, княгиня! — воскликнула она. — Почто же тогда пытаешь? Почто не даешь смиренно возносить молитвы господу богу за упокой души невинно убиенного супруга моего Зори?..
— О чем говоришь ты? — удивилась Мария. — По словам твоим поняла я, что мужа твоего уже нет в живых?.. Когда это случилось? И отчего винишь ты в несчастье своем других?
— Оттого и виню, что не было на нем никакого греха. И Пашка он не убивал, а лишь вступился за честь жены своей: хуже кобеля был Пашок, одно слово — зверь лютый. Избил он его и сам искал у Ратьшича справедливости.
