— За это ты мне нравишься еще больше. Будешь пажем у моего сына, пока я не найду тебе подходящего дела, да такого, чтоб досадить Мэлвэллету, смотри у меня! Надеюсь, ты доволен?
Саймон преклонил колени.
— Да, милорд. Я буду служить вам верно и хорошо, чтобы благодарность не стала для меня слишком тяжелым грузом.
Монтлис от восхищения хлопнул Саймона по плечу.
— Мудро сказано, мой славный птенец! А теперь иди. И ты, Алан, ступай с ним и вели переодеть его и накормить.
И началась служба Саймона у Фалка Монтлиса…
Из пажей Алана он стал пажем самого милорда Фалка, и его одеяние украшали теперь красный и золотистый цвета из герба Монтлиса. Он был чудо как хорош в короткой красной накидке, отделанной золотом и схваченной в талии кожаным поясом. Золотистые чулки, красные башмаки и красный берет, лихо сдвинутый набекрень — таков был наряд Саймона. На нем лежали многочисленные и сложные обязанности, и милорд Фалк ни в чем не делал ему ни малейших поблажек. Спать Саймону приходилось на жестком соломенном тюфяке у порога опочивальни Фалка, да еще рано вставать, а ложиться поздно. Он прислуживал милорду и его супруге за обедом, и каждое утро в десять часов Саймон занимал свое место на возвышении возле кресла милорда и неподвижно выстаивал все то время, пока милорд с гостями трапезничал, или отлучался, но только затем, чтобы выполнять поручения Фалка. Обязан он был выполнять поручения графини и Алана, и целыми днями, бывало, просто разрывался на части, носясь как угорелый, — только бы всюду поспеть.
Шло время, Саймон вырос, еще больше раздался в плечах и окреп так, что немногим удавалось одолеть его в борьбе, дальше и точнее послать в цель стрелу, чем это делал он. И мало кто мог выдержать его удар, устояв на ногах. Однако он совсем не был забиякой и имел нрав скорее даже добродушный. И все же порой, если кто-то пробуждал в нем вспышку холодной ярости, Саймон становился неукротим. В глазах его в такие минуты загорался огонь, заставлявший трепетать даже самых заносчивых и наглых недругов, просивших прошения и пощады, не дожидаясь, пока железные руки Саймона хотя бы коснутся их.
Саймону и самому доставалось немало тумаков и затрещин. Это случалось, когда милорд Фалк пребывал в дурном настроении (что бывало не так уж редко), но полученные удары не лишали Саймона хладнокровия и не пробуждали в нем мстительных чувств. Он смиренно сносил рукоприкладство Фалка, но не кротость и унижение были тому причиною. Это была горестная покорность сквайра или раба, несущего свой нелегкий крест под гнетом чужой превосходящей силы. Еще когда Саймон был пажем, сквайр милорда Ланселот с Черного Острова, надменно помыкал им. Как-то Саймон пропустил мимо ушей приказание Ланселота, и тот нанес Саймону удар, чуть не сбив его с ног. Однако, быстро придя в себя, Саймон обрушил на Ланселота град ударов. Ланселот, бывший на пять лет старше Саймона, покатился кубарем и вышел из потасовки, весь «украшенный» синяками. Узнав об этом происшествии, Фалк произвел Саймона в сквайры прямо в той комнате, где жил Ланселот. При этом Фалк уверял Саймона, что тот больше похож на него, чем Алан, собственный сын милорда.
