— Спасибо за комплимент. Когда корабль гибнет, выживают самые сильные.
— Подумаешь, герой! Широко шагать начал, как бы портки не потерял.
— Не волнуйся, они у меня на ремне.
— Что-о?!
— Ремень, говорю, у меня с пряжкой. Вот сниму…
Кольку словно подожгло. Замахал руками, запрыгал, норовя ударить Платона по голове, и сшиб с него бескозырку. Бескозырка плюхнулась в лужу, и это окончательно вывело матроса из равновесия:
— Подними!
Колька будто не слышал, не унимался, лез напролом:
— Зачем ходишь? Не знаешь разве?.. Тебе что, на кулаках пояснить?! — выкрикивал он, присаливая почти каждую фразу нецензурностью. — Уходи!..
Платон развернулся и слегка оттолкнул задиру. Тот неуклюже отскочил в сторону, зашатался и неожиданно упал в лужу, в которой было по колено воды. Забарахтался там.
Схватив за ворот, моряк выволок его на сухое:
— Еще утонешь, салага.
Не ожидавший этого и все еще не понимающий, что произошло, Колька молча уставился на соперника. С его одежды стекала вода.
Своим видом он напоминал петуха, который полез в драку и, получив сдачи, опустил крылья.
— Немного же тебе надо, — сказал Платон.
— Не радуйся. Мы еще встретимся!
— Как же, обязательно!
…На стук в дверь опять вышла не Галина, а жена Котыги — Настя. Взглянув на матроса, на бескозырку в его руках, с которой капала вода, прищурила глаза:
— Соловьеву?.. Да вы шо, насмехаетесь? То один, то другой!.. Нэма дома. На работе она… В гости пошла.
Было ясно: здесь побывал Колька и, как видно, наболтал всякой всячины. Во всяком случае, сумел поставить себя в глазах Насти. Вон как его, Платона, встретила, будто преступника. Прервав ее, он снова спросил, где же в конце концов Галина?
— От якый бестолковый, кажу — нэма!
— Как это — нэма?
— Захворала… Не она, дите приболело. Ясно теперь?
Из-за спины Насти выглянул Федот Лукич.
— Кого бачу! — расплылся он в любезностях. — Заходь! На проходной и поговорить не пришлось. Сам понимаешь, дисциплина. Да отойди, Настя, чего стала, як столб на дороге! Забула, чи шо? Цэ ж Платон, шо колысь тут жив… Из военной службы вернулся, на морях плавал.
— Знаю! — буркнула та и торопливо вышла в коридор.
Платон сел на скрипящий табурет.
— Тут жинка наговорила тоби сто чертив, — начал Федот Лукич, поглядывая на дверь. — Никто не хворый, на работе она, Галя. И зашептал, что Колька будто бы собирается на ней жениться, а Настя, как бы сваха… Кумекаешь?
— Шо ты там шепчешь? — выросла на пороге Настя.
Федот Лукич прикусил язык. Было ясно: Настя крепко держала его в руках.
