Вставал Гартман рано, распахивал окно, ставил на подоконник патефон и ровно в шесть утра проигрывал «Интернационал». Мимо проходили рабочие, дивились: какой же он буржуй, вон как за революцию!
Узнав, что Галина изучает в институте немецкий язык, проникся к ней особым уважением. Все чаще стал попадаться ей на глаза. Идет дивчина с работы, вдруг — откуда ни возьмись — он. Вот и сегодня заулыбался, подходя:
— Здрасте!
— Гутен морген.
Что ни говори, приятно ему, такая девчонка — и по-немецки… Он готов припасть к ее руке, да знает — комсомолка, не позволит. Целовать руку женщине, если она даже очень нравится, здесь, в России, не принято. Вернее, отменено. И называется, как он точно узнал, пережитком прошлого, а по-комсомольски — гнилым мещанством. Стоит Гартман, думает, как давно он не прикасался к женской ручке. Так и одичать можно!.. И опять — к Галине:
— Знакомитесь с нашей техникой?
— Так, бегло… Нет времени.
— Жаль. Могу стать вашим гидом.
— Спасибо.
Инспец нередко заигрывал с русскими девушками. Вот и сегодня, оказавшись рядом с Галиной, сказал:
— Вы цветущая роза!.. Нет, нет, это не комплимент. Как это по-русски… от чистейший сердце! — Потом, дотронувшись до ее спецовки, скривил лицо: — Очшень плохо… Такой прекрасный девочка и одевался в промасленный тряпка. Прятать цветок в навоз — преступление!
— Извините, не понимаю.
— Если бы я был начальник, я не позволял вам стоять у турбина. Вы есть русская красавица, мне жаль вас. Эта работа вообще не для женщин. Вы же не только машинист турбина, но еще и студентка. Учитесь, как у вас говорят, без отрыва от производства. Это очшень трудно, вам даже некогда глянуть в зеркало… Ведь, правда?
— Бывает. Но я задалась целью стать инженером.
— Инженером… при такой обаятельной внешность?
— Вы смущаете меня, господин Гартман. Я…
— Стоп! — не дал договорить. — Зачем вы называй меня господин? В красной России давно нет господ и это слово для вас неприятно. Зовите просто — товарищ Гартман.
— Нет, — сказала Галина. — Вы человек иного класса.
— Какой есчо — иной класс? — дивился он. — Все люди одинаковы: у меня, как и у вас, голова, руки, ноги. Природа, она всем дала поровну. И я был бы счастлив, если бы вы сказали мне — геноссе. Попробуйте, и это сразу уравняет нас.
— Называть инспеца товарищем у нас не принято. Вы для нас — господин, если хотите, гэрр…
— Господин, гэрр, товарищ, не все ли равно! Называйте, как хотите. Как это по-русски: хоть горшком, только в печку не ставьте! Видите, я простой человек, так же, как и вы, советские, не люблю титулов.
