– Возможно именно такую он и любит, – пошутил Дортмундер.
Келп вмешался:
– Могу я оставить эту газету себе?
– Конечно, – разрешил Чонси, проглотил последний кусок рыбы, запил кофе и встал на ноги. – Я должен глянуть на нее. Я должен увидеть ее снова.
И он направился в гостиную, где прошлой ночь в шкафу у входной двери он оставил чехол от зонта. Келп произнес:
– Я хорошо расслышал? Он даст нам десять штук за вчерашний товар?
– Так он сказал.
– Оказалось, что все не так плохо. К тому, что мы заработали раньше, добавим еще и это, – Келп делал подсчеты на своих пальцах, – …двадцать три тысячи долларов поштучно.
– Двадцать три тысячи долларов в год – это плохая зарплата, – высказал свое мнение Дортмундер.
Внезапно из другой комнаты послышался резкий разрезающий тишину вой, как будто кто–то ранил дикого быка. Дортмундер и Келп в изумлении посмотрели на дверь. Шатаясь, вошел Чонси, бледный, страшный, с растрепанными желтыми волосами. Его безвольно висящая руку держала уголок холста картины, еще не до конца выпрямленной, которая волочилась по ковру.
– Что-то не так, – произнес Дортмундер и подошел, чтобы забрать картину из вялой руки Чонси. Когда он взглянул на нее, все было в полном порядке: Глупость продолжала вести человека к гибели. Подошел и Келп с копченой рыбой на вилке в правой руке:
– Что случилось?
– Подделка, – вздохнул Чонси. Его голос был хриплым и как будто безжизненным.
Дортмундер нахмурился:
– Как подделка? Это та, которую ты привез сюда из Нью-Йорка?
– Другая, – ответил Чонси. – Еще одна копия.
– Что? – Дортмундер трес картину в порыве раздражения. – Ты же видел эту чертову штуку неделю назад, почему ты не рассмотрел, что это была фальшивка?
– Тогда она была настоящей, – Чонси потихоньку приходил в себя, хотя его лицо оставалось по-прежнему мертвецки бледным, а глаза были открыты неестественно широко. – Она была настоящей, Дортмундер.
– Ты имеешь в виду, что есть две подделки?
– Прошлой ночью, – начала Чонси. – Я держал настоящую картину в моих руках.
– Это невозможно, – продолжая сердито смотреть на картину, сказал Дортмундер. – Ты где–то облажался, Чонси, ты не… – и он резко замолчал, еще больше насупился и озадаченно вглядывался в картину, поднеся ее ближе к лицу.
Чонси спросил:
– Что такое? Дортмундер?
Дортмундер же подошел к обеденному столу, разложил на нем полотно картины и указал на одну из фигур позади Глупости: пышущая здоровьем крестьянская девочка несла корзинку яиц:
