Наиболее «обычное» здание Гауди — Casa Calvet. Это снаружи. Внутри же — дубовая мебель, чей дизайн вдохновлен мыслями о бренности бытия. Спинки, сиденья, перекладины, подлокотники скамей и стульев легко, но тревожно напоминают части человеческого скелета — лопатки, ребра, берцовые кости, тазобедренные суставы. На глаз такое выглядит не столь свирепо, как в описании, а сидеть просто удобно — я пробовал. Со временем ко всему этому одомашненному макабру, наверное, легко привыкнуть — так вставная челюсть раздражает и унижает, пока о ней не забываешь.
В Casa Batllo — виртуозно созданное впечатление дома, огромного изнутри. Винтовая лестница уходит будто в небо, а не на второй этаж (так же воздушно-монументальна лестница все в том же особняке на Спиридоновке). В гостиной, само собой, — ни единой прямой, но и ни одной ровной поверхности. Крыша едет почти буквально — оттого кажется, что попал не то в собор, не то в концертный зал, хотя это всего лишь скромная гостиная.
Плавно изогнутые очертания комнат превращают их в ячейки, выросшие естественным образом, а вовсе не построенные. Стены здесь не замыкают комнаты, а служат их декоративным оформлением. Двери — не для запора, а для раскрытия прекрасной сути. Жить внутри произведения искусства кажется сложным, но вдумаемся: ведь живет в нем не кто-нибудь, а венец творения.
Испанская, каталонская Барселона раскрывает происхождение и смысл русского слова «помещение». Уют и тепло жилья — это когда человек не находится, не располагается, а именно помещается в доме. В своем месте.
Уже в ближайшем от Парижа городе Бургундии, Сансе, все становится понятно. В центре — крытый рынок, из которого не хочется уходить никогда, и вообще-то не надо, потому что вкуснее и праздничнее не бывает нигде. Но напротив, через площадь, — собор Сент-Этьен, смесь романской и готической архитектуры, с самой богатой во Франции сокровищницей. В этом храме венчался Людовик Святой, тут же — надгробие отца того Людовика, которому отрубили голову в революцию.
Такова вся Бургундия — наслоение культурных пластов: история, архитектура, кулинария, вино. Впрочем, два последних понятия неразрывны. Алкоголь — лишь часть еды: перно или кир перед, вино по ходу, коньяк или кальвадос после. Несмотря на пропагандные усилия цивилизации, такой подход все еще поражает и трогает новизной север и восток Европы. По-настоящему эту тайну — вино часть еды — знают только в Средиземноморье, лучше всего во Франции, особенно в Бургундии, где производится 150 миллионов бутылок в год, больше половины из которых разносятся на экспорт в 140 стран.
