И я чуть сознание не теряю от ужаса: как представлю, что я в Москве... и куда мне? я никого не знаю... Вышла с вокзала, села, сижу реву. Подходят грузчики — там толкают тележки: «Чё плачешь?»
«Вот ограбили, — говорю, — даже на хлеб не осталось...» Предлагает мне
заработать.
Яговорю: «Да пош-шёл ты!» Психанула, плюнула в его сторону и ушла.
Потом думаю: ну ладно, а чего делать-то? Пойду к этому дяденьке в кафе, кроме него у меня тут ближайших знакомых нету. (
смеётся) Он же приглашал? Глаза вот такие, косметика смылась, опухшая, вся зарёванная — пришла. А они снова делают шашлыки, у них опять какой-то день рождения. «О! — говорит, — уже приехала с Украины?» Я такая: «Прие-е-ехала...» — мне ж сразу себя жалко... «А чего плачешь?» Я говорю, так и так...
«А, фигня! — говорит. — Вот только что до тебя две приходили, их тоже ограбили. Мы их уже проводили, — говорит, — и тя проводим».
Такой мужик беспроблемный попался! Накормили шашлыками, съездили взяли билет, вечером посадили меня на поезд. Счастливая, довольная до дому доехала. Накормленная... с приключениями...
Мы вообще, вся семья — гастролёры. Мама с папой в Удмуртии встретились, бабушка с дедом на Сахалине... Строили там чего-то после войны. Ещё японцев застали: вместе работали, в ихних этих бочках мылись. Дед рассказывал: они не в банях моются, а в бочке. Горячих камней накидают, сидят... Пили водку ихнюю, самогонку.
А потом японцев оттуда прогнали — за сорок восемь часов всех посажали на плоты. А кто не помещался — японцы своих жён и детей топили. Это уже дед с бабушкой вместе рассказывали. Прямо загоняли в море, говорят, и топили. Кто себе животы вскрывал, харакири делали... Это, говорят, было всё на наших глазах...
У меня вообще бабушка очень яркая личность. Дед-то из крепостных, у них вся семья такая —
любители...А бабушка вообще никогда не употребляла. Она очень интеллигентная, не ругалась никогда матом, даже голоса никогда не повышала.
Когда они с дедом познакомились, решили совместно жить, дед говорит ей: «Переезжай ко мне». «И вот жду-жду её, — говорит, — а она не идёт. Прихожу — сидит на чемоданах». Оказывается, бабушка дала себе слово: «Если он не придёт за мной, я к нему сама не пойду». Он приходит: «Ты чё сидишь-то? я же тебя там жду!» Взял её чемодан — и она с чистой совестью, что он за ней сам пришёл, пошла к нему жить... Вот такой человек.
Всё детство мы прожили у неё: старшая сестра и я. Мать с отцом развелись, когда мне было три года, и после этого отношения не поддерживали. Воспитывала только бабушка нас: и косички, и завтраки, и уроки... Жили бедно, конечно. Мама одна, и развалился Советский Союз... бедно жили. Я, естественно, после школы сразу быстрей работать (хотя училась очень хорошо). Потом приехала в Москву — и три года: пекарем, пекарь-кон-дитером...
