А брат мой ездил туда в Федосовку, он работая в колхозе там, за соломой или за сеном: «Я, — говорит, — Шуру видел». Я говорю: «Что ж ты не сказал, что я здесь? Он бы пришёл». «А мне (вроде) с воза высоко, и неудобно было...» Ну, не сказал.
А ему осталось три дня всего, Шурке-то — в армию уезжать. Ну, думаю, теперь уж он не придёт. Наверное, разлюбил...
И как раз пришёл за три дня! А ехал далеко, там у нас речка разливается — далеко, — с другом приехал. А у нас девчонки в общежитии гуляли, я пришла, вижу — и он тута! Я, правда, сразу к нему подошла, и мы с ним договорились, и ушли гулять. А брат тута же был, и сосед — это за кого братья-то мои... Ну, мы с ним всё-таки, с Шуркой, ушли: они походили-походили — нас нигде не нашли. Вот мы хитрые были!
А назавтра утром мы с ним, с Шуркой-то, назначили свидание у моей сестре.
А этот, сосед-то, как пришёл в восемь утра, я ещё спала. И не уходит сидит: никуда не деться от него. Вишь хитрун. И не отстал от меня, и я не могла открутиться: как-то надо было спрятаться — да вишь, некуда от него...
Вот щас я в годах уже, я б сказала: «Иди ты на хрен, я тебе не люблю». А тада не могла сказать, мне как-то жалко, что ли, было, или совестно как-то сказать, что «я тебя не люблю»... Я же с ним год продружила, и... и не могла сказать, что «я тебя не люблю», ну как вот можно так человеку?.. Надо было сказать, можеть бы он и отстал...
А так, вишь, пристал ко мне — и никуда. И поехали с ним, с братьями, к своим близким, ну, к деревенскым нашим, гулять. И там даже заночевали мы: все отдельно, ребята отдельно, а мы отдельно, и заночевали там. А он, бедный, приехал к сестре, ждал-ждал, ждал-ждал... Шурка-то. Ждал-ждал, ждал-ждал — не дождался.
Назавтра приехал днём. С другом приехал. Вино они купили, вино. И я подружку пригласила. Ну, сели мы. И брат мой был один.
А друг-то говорит: «Ой, Верочка-Верочка, какая ты была хорошая...» — а мол, вроде, как будто я в Москве избаловалась.
А брат мой его подсмехаеть: «А у вас там в Федосовке, — говорит, — коломники одни...» Ну, коломники — это которые палками дралися. Там у нас была драка с федосовскими, ну и палками... но это не все ж одинаковые, это там два брата были... нехорошие, в общем. Он подсмехаеть, брат-то — он за соседа за этого. А ему завтра, Шурке-то, уходить...
И до утра до самого мы так с ним и просидели. А он смирный такой... я ж чувствую, он любил меня: чувствуем мы друг друга-то.
Я ему стала говорить: «А я, может быть, буду тебе ждать ещё...»
