Вы наверняка понимаете, как много, как ужасно много я должна рассказать вам о Космо но, поскольку нужно с чего-то начать, я бы предпочла описать, что чувствовала, когда он прикасался ладонями к моей коже. Они заставляли меня таять, ваша честь. Стоило ему ко мне прикоснуться — в любом месте, — и словно маленькие ручейки растопленного весенним солнцем снега вырывались на свободу, стремясь заполнить каждую ямку, впадинку, канавку, трещинку в земле, а иногда мне казалось, что это кровь — понимаете, сладкая кровь течет у меня изо рта или из потаенной пещерки, да, прикосновение Космо и правда напоминало кровь или снег, окровавленный снег, снег, ставший водой… Он раздевал меня — постепенно, нежно целовал обнаженную кожу, согревал дыханием тело под одеждой… Каждая часть тела становилась открытием, чем-то таким, чего я прежде никогда не видела и не ощущала, я вскрикивала, обнаружив, что у меня, оказывается, есть затылок или колено! О, ваша честь, я и до Космо знала наслаждение, но никогда не испытывала такой поразительно сладкой радости, которой он одаривал меня как манной небесной, пока я не принималась журчать от счастья, как ручеек…
Насколько мне известно, Космо никогда не снимали, не фотографировали, не записывали и не интервьюировали, когда он, например, исследовал языком лопатку или ключицу, но он и такие веши делал восхитительно.
Нет, зачеркните «восхитительно»… Ах да, зачеркивать ничего нельзя… Тогда запишите так: выступление на сцене и любовь — разные вещи. Я без конца ему это твердила, но…
ЭКСПЕРТ-ПСИХИАТР
Выражение исследовать языком весьма показательно, хочу это подчеркнуть. Артист относился к родному языку особенным образом: он как будто «отставал в развитии», пользуясь только устной речью и отказываясь от письменной. Нам совершенно точно известно: Космо никогда, ни в каком виде, не записывал свои бредни. Он каждый вечер импровизировал, заново придумывал свой спектакль, утверждая, что слово не может быть отделено от живого голоса.
Мне показалось важным, ваша честь, чтобы вы с самого начала процесса были в курсе этой странной заторможенности.
ЭЛЬКЕ
Я могу продолжать? В конце концов, я ведь ключевой свидетель этого слушания… Миллионы людей видели Космо по телевизору, сотни тысяч — на сцене, тысячи гордятся тем, что пожимали ему руку или взяли у него автограф… Некоторые, подобно мне, познали великое счастье быть любимыми этим человеком, но никто в мире — никто, слышите, ваша честь
